Изменить размер шрифта - +
Серпуховичи отвечали, то им нечем будет целый год и себя

прокормить, не только что войско. Тогда Болотников пошел дальше и засел в Калуге, жители которой объявили, что могут содержать его войско в

продолжение года; некоторые из его козаков засели в деревне Заборье, но принуждены были сдаться царским воеводам: Шуйский велел их взять в

Москву, поставить по дворам, кормить и ничем не трогать, но тех, которые были пойманы на бою, велел посажать в воду; если в это число были

включены те, которых взяли при Котлах, то их было немало, ибо летописец говорит, что им не находили места в тюрьмах московских.
Шуйский не терял времени для наступательного движения: пять воевод двинулись на юг для осады городов, верных самозванцу; брат царский, князь

Иван Иванович Шуйский, осадил Калугу, несколько раз приступал к ней, но ничего не сделал; царь послал к Калуге последнее войско под начальством

первого боярина, князя Мстиславского, Скопина Шуйского и князя Татева, но Болотников отбил приступы и этих воевод. Также неудачны были приступы

к Веневу и Туле; но боярин Иван Никитич Романов и князь Мезецкий разбили князя Василия Рубца Мосальского, приближавшегося к Калуге на помощь

Болотникову; сам воевода, князь Мосальский, был убит, и ратные люди его сели на пороховые бочки и взорвали сами себя на воздух. Порадовали

Шуиского и вести с востока: там Арзамас был взят; Нижний освобожден от осады; на жителей Свияжска, присягнувших Лжедимитрию, казанский

митрополит Ефрем наложил церковное запрещение, и они принесли повинную Шуйскому.
Так начался 1607 год. Несмотря на успехи в разных местах, дело Шуйского было далеко не в благоприятном положении, ибо юг упорно стоял за

самозванца. Материальные средства не помогли, захотели употребить нравственные. Еще в 1606 году, принужденный бороться с тенью Лжедимитрия,

Шуйский счел нужным оправить царя Бориса и семейство его, погибшее жертвою самозванца: с этою целию он велел вынуть гробы Годуновых из

Варсонофиевского монастыря; Ксения (Ольга) Борисовна провожала гробы родных своих и, по обычаю, громко вопила о своих несчастиях. В начале 1607

года придумали другую церемонию, которая должна была произвести сильнейшее впечатление. 3 февраля великий государь велел быть у себя патриарху

Гермогену с лучшим духовенством для своего государева и земского дела и приговорил послать в Старицу за прежним патриархом Иовом, чтоб он

приехал в Москву, простил и разрешил всех православных христиан в их клятвопреступлении. В Старицу с приглашением отправился крутицкий

митрополит Пафнутий и повез Иову грамоту от Гермогена: «Государю отцу нашему, святейшему Иову патриарху, сын твой и богомолец Гермоген, патриарх

московский и всея Руси, бога молю и челом бью. Благородный и благоверный, благочестивый и христолюбивый великий государь царь и великий князь

Василий Иванович, всея Руси самодержец, советовавшись со мною и со всем освященным собором, с боярами, окольничими, дворянами, с приказными

людьми и со всем своим царским синклитом, с гостями, торговыми людьми и со всеми православными христианами паствы твоей, послал молить твое

святительство, чтоб ты учинил подвиг и ехал в царствующий град Москву для его государева и земского великого дела; да и мы молим с усердием твое

святительство и колено преклоняем, сподоби нас видеть благолепное лице твое и слышать пресладкий голос твой».
14 февраля Иов приехал в Москву в царской каптане (карете), подбитой соболями, и остановился на Троицком подворье. 16 числа два патриарха с

архиереями сочинили следующую грамоту: «Царь Иван Васильевич повелел царствовать на Российском государстве сыну своему Феодору Ивановичу; а

второму сыну своему, царевичу Димитрию Ивановичу, дал в удел город Углич, и царевича Димитрия в Угличе не стало, принял заклание неповинное от

рук изменников своих.
Быстрый переход