Северные же области, давно уже спокойные, были
относительно южных в цветущем состоянии: здесь мирные промыслы не были прерываемы татарскими нашествиями, здесь сосредоточивалась деятельность
торговая, особенно с тех пор, когда открылся беломорский торговый путь, одним словом, северные области были самые богатые, и в их
народонаселении преобладали земские люди, люди, преданные мирным выгодным занятиям, желающие охранить свой труд и его следствия, желающие
порядка и спокойствия. Элемент противуобщественный действовал во имя царя тушинского; но, к несчастию, у людей земских не было представителя,
ибо и в самой Москве, тем более в областях, после недавних страшных и странных событий господствовала смута, шатость, сомнение; этим состоянием,
отнимавшим руки у земских людей, воспользовались тушинцы и овладели многими северными городами. Прежде других захвачен был Суздаль: здесь жители
хотели было обороняться, но вокруг какого то Меншика Шилова собрались люди, которые начали целовать крест царю Димитрию. Мы видели уже, как в
Смутное время могущественно действовал на нерешительную толпу первый пример, первый сильный голос: весь город последовал примеру Шилова, волею и
неволею не сопротивлялся и архиепископ. В Суздале засел Лисовский, опустошая окрестную страну. Владимир был увлечен Иваном Ивановичем Годуновым:
крепко стоя под Кромами за родственника своего против первого Лжедимитрия, Годунов не хотел теперь стоять за Шуйского; он не послушался царского
указа, не поехал в Нижний, остался во Владимире и привел его жителей к присяге самозванцу, хотя сначала, подобно суздальцам, и они хотели было
сесть в осаде. Но переяславцы, едва только отряды Сапегина войска показались пред их городом, присягнули самозванцу и вместе с тушинцами
двинулись на Ростов. Ростовцы, по словам современного известия, жили просто, совету и обереганья не было; они хотели бежать далее на север всем
городом, но были остановлены митрополитом своим Филаретом Никитичем Романовым и воеводою Третьяком Сеитовым, который собрал несколько тысяч
войска, напал с ним на Сапегиных козаков и переяславцев, но был разбит, бежал в Ростов и там упорно защищался еще три часа. Одолев наконец
воеводу, козаки и переяславцы ворвались в соборную церковь, где заперся Филарет с толпами народа, и, несмотря на увещания митрополита, вышедшего
с хлебом и солью, выбили двери, перебили множество людей, поругали святыню; сам летописец говорит, что все это было сделано не литовскими
людьми, а своими, переяславцами: такой поступок последних трудно объяснить иначе, как историческою враждою Переяславля к Ростову. Филарета с
бесчестием повезли в Тушино, где ждали его почести еще более унизительные,чем прежнее поругание: самозванец из уважения к его родству с мнимым
братом своим, царем Феодором, объявил его московским патриархом, и Филарет должен был из Тушина рассылать грамоты по своему патриаршеству, т. е.
по областям, признававшим самозванца. Так, дошла до нас его грамота к Сапеге об освящении церкви; она начинается: «Благословение великого
господина, преосвященного Филарета, митрополита ростовского и ярославского, нареченного патриарха московского и всея Руси».
Ростовские беглецы смутили и напугали жителей Ярославля, лучшие из которых, покинув домы, разбежались; остальные с воеводою своим, князем
Федором Борятинским, отправили повинную в Тушино: «Милость, государь, над нами, над холопами своими, покажи, вину нашу нам отдай, что мы против
тебя, государя, стояли, по греху своему неведаючи; а прельщали нас, холопей твоих, твои государевы изменники, которые над тобою умышляли,
сказывали нам, что тебя на Москве убили, и в том мы перед тобою виноваты, что тем твоим государевым изменникам поверили: смилуйся над нами, вину
нашу нам отдай: а мы тебе, государю, ради служить и во всем прямить и за тебя, прирожденного государя, умереть; смилуйся пожалуй, чтобы мы на
твою царскую милость были надежны». |