|
Прежде этого к вам были посланы два государева изменника, велено вам казнить их смертью, а вы над ними ничего не сделали. Смотрите, как служат и прямят государю устюжане и Соль Вычегодская: прислали к нам для обереганья ратных многих людей и велели им быть на Вятке до тех пор, пока Яренск очистится. Так вы бы глупость свою покинули, непременно прислали бы к нам для обереганья ратных многих людей тотчас, чтоб Вятской земле помочь и ворам не подать, да и самим бы вам от врагов в разореньи не быть. Вы россказням Тыркова верите, а нашему письму не верите, так вам бы самим пьяным всегда быть, как был пьян на Вятке Василий Тырков». Нам теперь трудно оправдать пермичей: прямо видно желание их медлить, дожидаться времени, не обременять себя пожертвованиями; предлог, под которым они отказали вятчанам в помощи, был ничтожный. В самом деле, какое право имели они, мимо отписок воеводы и мира, поверить речам какого то Тыркова, который мог лгать на Ухтомского по личным отношениям, особенно когда другие города писали то же, что и вятчане, и посылали ратных людей к ним на помощь. Если б даже известия Тыркова были и справедливы, то во всяком случае пермичи должны были тотчас двинуться к Вятке, ибо если Ухтомский действовал плохо по трусости, то они должны были ободрить его своим приходом, если же он благоприятствовал ворам, то пермичи должны были спешить в Вятку, чтоб уничтожить все крамолы; но измену Ухтомского предположить трудно, ибо он не стал бы тогда созывать к себе отовсюду на помощь ратных людей, верных царю московскому. Наконец, против пермичей свидетельствуют и прежние и последующие их нерешительность и недеятельность. Когда Ухтомского сменил в Вятке воевода Мансуров, то и он писал также к пермичам о немедленной присылке ратных людей и наряда, но ему пермичи отвечали, что у них много ратных людей было в сборе, но что прежний воевода, князь Ухтомский, писал к ним об уходе изменников из Котельнича в Яренск и чтоб они ратных людей не присылали, поэтому они и распустили войско; наряду у них в Перми лишнего нет, а какой есть, тот надобен самим. Несмотря на такую холодность к общему делу, Шуйский дал пермичам грамоту, в которой за службу и раденье освобождал их от сбора по 50 рублей с сохи. Когда дела шли таким образом на северо востоке, князь Скопин, стоя в Колязине, занимался обучением своих северных новобранцев, причем ревностно помогал ему швед Сомме, а с другой стороны, шли деятельные переговоры с Делагарди касательно возвращения его отряда снова на службу царскую. Царь Василий принужден был поспешить исполнением Выборгского договора и послал в Корелу приказ очистить этот город для шведов. Между тем один отряд, высланный Скопиным, занял Переяславль Залесский, с другой стороны приближался боярин Федор Иванович Шереметев, который беспрепятственно вошел в Муром и взял приступом Касимов. В Касимове явился к нему из Москвы от царя князь Прозоровский с жалованным словом за службу, что царю Василью служил и прямил; но Прозоровский должен был также сказать Шереметеву, что идет медленно, государевым делом не радеет. Таким образом, Шереметев получил и похвалу и выговор в одно время, за одно и то же дело; товарищ его Иван Салтыков был взят в Москву: его, как видно, считали главным виновником медленности и нераденья. Шереметев после того перешел во Владимир. Таким образом север очищался и главные рати царя Василия с востока и запада сходились к Москве, чтоб под ее стенами дать решительный бой царю тушинскому, царю южной части государства, преждепогибшей Украйны и степей козацких. Победа Скопина над Зборовским сильно встревожила Тушино: самозванец писал Сапеге, чтоб тот, бросив осаду Троицкого монастыря, спешил на защиту Тушина: «Неприятель, – пишет Лжедимитрий, – вошел в Тверь почти на плечах нашего войска. |
