При тогдашнем
состоянии нравов многие из братий никак не могли понять учтивых форм, которые употреблял Дионисий: так, когда надобно было что нибудь приказать
монаху, то он говорил: «Если хочешь, брат, то сделай то то и то то». Монах, выслушавши такое приказание, спокойно отправлялся на свое место и
ничего не делал; когда же другие спрашивали его, отчего он не исполнил архимандричьего приказания, то он отвечал: «Ведь архимандрит мне на волю
дал: хочу делаю, хочу нет».
Кроме людей, ревностно заботившихся о материальных выгодах монастыря, т.е. своих родственников, в монастыре были два мужика горлана: головщик
Логин и уставщик Филарет. Логин приобрел удивление братии и посещавших монастырь голосом необыкновенно приятным, светлым и громким; в чтении и
пении ему не было подобного; на один стих сочинял распевов по пяти, по шести и по десяти. Что стих искажался от этих распевов, терял смысл, что,
например, вместо семени слышалось семени , до этого Логину не было дела, потому что он «хитрость грамматическую и философство книжное» называл
еретичеством. Надменный своими преимуществами, удивлением, которое оказывали к его голосу, этот мужик горлан не знал никакой меры, бранил, бил
не только простых монахов, по и священников, обижал в милостыне, и никто не смел ему слова сказать. Дионисий часто обращался к нему с своими
тихими поучениями, называл его государем, отцом, братом, величал по имени и по отечеству. «Что тебе, свет мой, пользы в этом, – говорил ему
Дионисий, – что все жалуются на тебя, ненавидят тебя и проклинают, а мы, начальники, все как в зеркало на тебя смотрим? и какая будет польза,
когда мы с тобою брань заведем?» Но увещания не помогали нисколько.
Другой мужик горлан, уставщик Филарет, возбуждал удивление толпы и получил право быть горланом также по внешнему достоинству, которое в то время
очень ценилось, – сединами добрыми ; он жил у Троицы больше пятидесяти лет, уставщиком был более сорока лет – преимущество громадное по
тогдашним понятиям: все остальные, не исключая архимандрита, были перед ним молодые люди . Логин своими распевами искажал смысл стихов; Филарет
пошел дальше: по его мнению, Христос не прежде век от Отца родился; божество почитал он человекообразным. Филарет и Логин были друзья, и оба
ненавидели Дионисия за обличения. «Пощадите, не принуждайте меня ко греху, – говорил им Дионисий, – ведь это дело всей церкви божией, а я с вами
по любви наедине беседую и спрашиваю вас для того, чтоб царское величество и власть патриаршеская не знали, чтоб нам в смирении и в отлучении от
церкви божией не быть». Логин отвечал ему: «Погибли места святые от вас, дураков, везде вас теперь много неученых сельских попов; людей учите, а
сами не знаете, чему учите». Больше всего сердился Логин на Дионисия за то, что архимандрит вмешивался, по его мнению, не в свое дело, т.е.
заставлял читать поучения св. отцов, и сам часто читал их, часто и певал на клиросе. «Не ваше дело петь или читать, – говорил ему Логин, – знал
бы ты одно, архимандрит, чтоб с мотовилом своим на клиросе, как болван онемев, стоять». Однажды на заутрене Дионисий сошел с клироса и хотел
читать; Логин подскочил к нему и вырвал книгу из рук, налой с книгою полетел на землю, стук, гром, соблазн для всех; Дионисий только перекрестил
свое лице, пошел на клирос и молча сел; Логин, окончив чтение, подошел к архимандриту, и вместо того, чтобы просить прощения, начал плевать на
него и браниться. Дионисий, махнувши посохом, сказал ему: «Перестань, Логин, не мешай божественному пению и братию не смущай; можно нам об этом
переговорить и после заутрени». |