По имени твоему жизнь твою ведеши: мудрая глаголеши, мудрая дееши. Ты церковные книги обыкла
читати и в отеческих свитцех мудрости искати. Уведевши же, яко и книга новая писася, яже Венец веры реченная, возжелала ту оси сама созерцати и
еще в черни бывшу прилежно читати и, познавши полезну в духовности быти, велела еси чисто ону устроити». Притом же Софья по своему полу не могла
действовать иначе как из дворца. Таким образом, в царствование Феодора и в правление Софьи господствует направление, принесенное западнорусскими
учителями; это господство выразилось в основании Славяно греко латинской академии; но тут же патриарх заподозревает направление, принесенное
Полоцким в Москву, в неправославии и спешит опереться на греческих учителей; начинается сильная борьба, в которой патриарх берет верх благодаря
падению Софии и приверженца ее Медведева, главного противника патриарху, ученика Симеона Полоцкого. Здесь конец польскому влиянию; католическая
пропаганда остановлена, иезуиты выгнаны. У младшего сына царя Алексея была другая природа и другое воспитание, чем у старшего; невиданный
богатырь, которому было грузно от сил, как от тяжелого бремени, Петр хотел все узнать, как, что и почему. И хотел сам все сделать; ему тесно
было в старинном дворце кремлевском, негде расправить плеча богатырского, не от кого узнать что нибудь; он бросился на улицу, с улицы попал в
Немецкую слободу – и преобразование приняло другое направление; великий государь любил читать книги не меньше братьев своих, учеников Полоцкого,
но великий государь не был похож на ученика риторики – это был корабельный плотник, это был шкипер. Вследствие этого Славяно греко латинская
академия отходит уже на второй план; являются другие школы, другого рода учителя, преимущественно немцы протестанты; и блюститель патриаршего
престола Стефан Яворский считает нужным бороться с протестантскими стремлениями, протестантскою пропагандою, как прежде патриархи Иоаким и
Адриан считали нужным противодействовать католицизму.
Царь Алексей Михайлович умер неожиданно, не достигши старости, и оставил семейство свое в очень печальном для государства положении,
предвещавшем большие смуты, и это в такое время, когда столько важных вопросов стояло на очереди, когда все колебалось при страшном повороте на
новый путь, когда при всеобщем истощении от прежних войн предстояла еще опасная война с могущественными турками. Старший сын, торжественно
объявленный при отце наследником престола, был четырнадцатилетний болезненный мальчик; самый близкий и доверенный человек при покойном государе
был Матвеев, по праву пользовавшийся этою близостию и доверенностию, человек с обширною начитанностию по тогдашнему, большой охотник до
образования и людей образованных, ловко владевший пером, опытный в делах правления, давно уже заведовавший внешними сношениями. Матвеев мог быть
самым лучшим советником, подпорою молодого царя; но, к несчастию, между Феодором и любимцем отца его уже расступилась бездна: воспитанница этого
Матвеева была мачеха Феодора, а известно, какое страшное значение имело тогда слово «мачеха». Никогда еще в семействе царей русских не было
этого печального явления, этой вражды между детьми от разных матерей, и, как нарочно, это печальное явление произошло в такое опасное время,
когда предстояло преобразование и должен был воспитываться преобразователь; первое чувство, которое он встретит в родной семье, будет вражда! И
без подробных известий, которых мы не имеем, легко понять, какое влияние должен был иметь на дворец, на тамошние отношения второй брак царя
Алексея при таком большом числе детей от первого брака. |