Тут в съезжей избе объявили ему вины: он написал
в сказке своей в Лаишеве, что после приема лекарства государем остаток выпивал он, Матвеев; но дядьки государевы, князь Куракин и Хитрово,
объявили, что никогда он не выпивал остатков. Лекарь Давыд Берлов донес, что лечил он у Матвеева человека его, карлу Захара, и тот говорил ему,
что болен от господских побой: однажды он заснул за печью в палате, в которой Матвеев с доктором Стефаном читали черную книгу; во время этого
чтения пришло к ним множество злых духов и объявили, что есть у них в избе третий человек; Матвеев вскочил и, найдя его за печью, сорвал с него
шубу, поднял, ударил о землю, топтал и выкинул из палаты замертво. Берлов прибавил, что он сам видел, как Матвеев с доктором Стефаном и
переводчиком греком Спафари, запершись, читали черную книгу; Спафари учил по этой книге Матвеева и сына его Андрея. Матвеев хотел было говорить,
но дьяк Горохов крикнул: «Слушай! Молчи, а не говори». У Матвеева отняли боярство, все имение, дали только тысячу рублей и сослали на житье в
Пустозерск вместе с сыном.
В страшном горе, среди лишений всякого рода Матвеев отправил три челобитные к царю с оправданием, к патриарху и ближним боярам с просьбами о
ходатайстве. Старик, опытный в делах правления, но неопытный в бедствиях жизни, не мог отказать себе в утешении жаловаться и надеяться, что
жалоба будет иметь действие, не рассудил, что самая бессмысленность обвинений и незаконность заочного осуждения отнимали всякую надежду к
оправданию и облегчению участи, пока несовершеннолетний царь окружен Милославскими и Хитрово с товарищами. «Я, холоп твой, – писал Матвеев
государю, – хочу быть прав размолвкою лекаря Давыдка и человека моего, карла Захарка. Перед твоими боярами Захарка расспрашиван и пытан, и
сказал, что в то время, как я с доктором Стефаном и Спафарием читал книгу, он, Захарка, за печью уснул и захрапел и будто я, услыхав его
храпение, схватил его за волосы и толкнул через порог; но он ничего не сказал с пытки о приходе злых духов; ясно, что вор Давыдка это выдумал. А
хотя бы Захарка и сказал, что видел злых духов, то верить нечему, надлежало бы допросить его, как он нечистых духов мог видеть, каковы их образы
и почему он знает образ духов нечистых? А вор Давыдка почему не сказал, что мы читали в черной книге, какие дела и какие слова слышал он в
чтении? И чему меня и сынишку моего Спафарий учил? У карлы Захарки два ребра переломлены, но переломил их ему Иван Соловцов, с которым он играл,
а не от моих побоев он был болен. Злые духи сказали, что „есть у вас в комнате третий человек“, т.е. Захарка, но сам Захарка показал, что трое
нас читали черную книгу: я, доктор Стефан и Спафарий, и я не знаю, кто очелся! Духи ль, проклятые и низверженные, или воры, Давыдка и карла,
четырех человек считают за три? Захарка сказал, что спал за печью; а у меня в той палатишке за печью спать нельзя: две стены у печи свободны,
третья печью приделана к самой палатишке и промежка нет, а четвертая стена, у той – печное устье. Захарка же сказал, что он спал и храпел: как
спящему человеку возможно слышать, кто что говорит? Или человеку храпление свое слышать? Спафарий меня не учил не только что богопротивному чему
нибудь, но и ничему: не до ученья было в ваших государских делах, а сынишка моего учил по гречески и по латыни литерам малой части. А книги я
читал и строил в домишке своем ради душевные пользы и которые богу не противны. А служа вам, великим государям, сделал книги с товарищами
своими, и с приказными людьми, и с переводчиками, в Посольском приказе, какие не бывали, и ныне на свидетельство моей и их работы в Посольском
приказе. |