|
Один из Дорошенковых полковников, Петриковский, съехавшись с Бурковским, говорил ему: «Ради бога, не верьте Дорошенку, он все обманывает, за ордою в Крым давно послал и надежен во всем на прежнее постановление с Серком и запорожцами». Самойлович должен был ограничиться одними угрозами, по тому что к нему пришел царский указ: обнадеживать Дорошенка царскою милостию, перезывать его всякими мерами на эту сторону, но задоров с ним не делать, если с его стороны не окажется ничего противного. Вследствие этого Бурковский с товарищами, по указу гетманскому, отошел от Чигирина и распустил войска по домам. С другой стороны беспокоил Самойловича Серко. «Хотя мы теперь новому великому государю и присягнули, – писал кошевой гетману, – однако если ты и вперед не будешь нас допускать к милости царской, то вредно это будет одному тебе. Много уже терпим!» Серко досадовал на Самойловича, что тот не присылает в Сечь клейнотов, которые взял у Ханенка, не пропускает хлебных запасов на Запорожье, запорожцев из городов велел выбивать, царского жалованья, Переволоченского перевоза и местечка Кереберды не дал, не позволил стаду запорожскому зимовать в полтавском полку. Посланец гетманский слышал, как на раде чернь запорожская кричала про гетмана всякие позорные слова; а на другой день пьяный Серко призвал посланца к себе, ухватил его за грудь, просил сабли и кричал: «Знаешь ли, как я тебе голову отсеку! Узнает гетман, как я зайду от Стародуба, а там их уж станут и бить. Присягал я великому государю царю в службе, только дедичного государя польского короля не оставлю. Как гетман Иван Самойлович придет к нам на Запорожье и войску поклонится, то пусть будет гетманом, а если к нам не придет, а придет к нам Дорошенко, то гетманом будет Дорошенко». В Москве уже сделан был выбор между постоянным до сих пор гетманом и издавна шатким кошевым: все дела по жалобам Серка отданы были на рассмотрение гетмана, только велено ему было безусловно не задерживать хлебных запасов, идущих в Сечь, чтоб не отлучить запорожцев от царской милости. Ходили слухи, что Дорошенко сбирается уйти на Запорожье; но он хотел сдержать свое слово – оставаться там, где родился и воспитан был, сидел в Чигирине, и Самойлович по прежнему посылал в Москву известия о его поведении: «Не только к пашам, но к самому султану и хану знатных людей посылает, также и к полякам. А что санжаки турецкие к вашему царскому величеству послал, на это надеяться нечего: у него давно такой обычай, ко всем монархам, особенно к христианским, на словах склоняться, но на деле никому не хочет быть верен, кроме турского: сам султан ему позволил отослать санжаки в случае нужды, если какой нибудь христианский государь будет сильно на него наступать. На эту сторону он никогда не переедет и старшинства с себя не сложит, того у него и в помышлении не было, нет и не будет. Все посылать к нему об этом грамоты для нас с боярином бесчестно, потому что он из этого смех строит и между малороссийским народом разные всевает небывалые слова». Самойлович просил указа идти на Дорошенка, пока не пришли к нему турки и татары на помощь. Гетман не мог уладиться с Дорошенком и Серком, архиепископ Лазарь Баранович ссорился с протопопом Симеоном Адамовичем. Дело пошло из за того, что протопоп владел многими маетностями, архиепископия же черниговская маетностями была скудна. «Архиепископии, – говорил Баранович, – больше нужно доходов на украшение церквей, на монастырь и на другие потребы, нежели протопопу только на домовое его строение. Я недавно две архимандрии, черниговскую и новгородскую, воскресил». |
