Тяпкину объявили, что не будут признавать его резидентом, пока не придет от нового царя грамота, подтверждающая его в этом звании; удалили его
из Кракова в Варшаву. Слышались даже угрозы, что отошлют Тяпкина в Мариенбург в заточение. Тяпкин отвечал сенаторам: «Государь ваш гневается на
меня и подозревает напрасно, будто я своими письмами ссорю его с царским величеством. Что королевское величество и вы, господа сенаторы,
поступали и поступаете вопреки перемирным договорам, о том не я один, весь свет знает. Все знают, что вы ссылаетесь не только тайно, но и явно с
турками и татарами, не объявив ничего великому государю ни через своих послов, ни через меня. Я не хочу быть здесь ни слепым, ни глухим, ни
немым, что вижу и слышу, обо всем писал, пишу и буду писать к своему государю, всякую правду, и говорить обо всем буду». Действительно, Тяпкин
не переставал извещать государя о «дивных замыслах французской факции»: французский король хлопочет о мире поляков с турками, чтоб можно было
французские и польские войска обратить против цесаря и Пруссии; победивши цесарцев и пруссаков, обратится вместе с шведами на Московское
государство. Победивши Москву, все католические государи пойдут на Турцию, не соединяясь с православным государством, чтоб народы греческого
православия обратить к римской церкви. А если бы московские силы допустить на турецкие земли, то все греки, волохи, сербы, молдаване и козаки
украинские с ними соединятся и возьмут верх над католическими державами». Тяпкин умолял Матвеева: «Умилосердись, донеси великому государю и всем
ближним людям, чтоб непременно послали войска на Крым; все факции неприятельские этим помрачены будут и погаснут; а если не пойдут царские
ратные люди этим летом на Крым, ей великое бесславие, поношение и оскорбление государству Московскому учинится». Тяпкин боялся союза шведов с
поляками и потому советовал теперь же объявить войну Швеции, пока шведские войска заняты неудачною для них войною с курфюрстом бранденбургским:
«Подобает, конечно, шведу от Лифлянтов заиграть трубными и рыцарскими гласы, где не трудно господь бог может первым счастием помазанника своего
благословить, и не только Лифлянтами или Ригою, но и самым Варяжским морем обдарить. Теперь время разорить шведа до основания и отвести его от
лукавых намерений с польским двором, потому что немецкие государи зело его изрядно подчивают и он от них, как заяц, по островам бегает. А здесь
посол его разглашает: „Лихи на нас были ближние бояре, особенно Матвеев, они отвращали от мира покойного государя; но теперь дай бог здоровья
патриарху московскому: он нынешнего молодого государя духовными беседами склонил к вечному миру с нами“.
Весною татары начали пустошить Волынь, Подолию, Галицию; король жил в своем имении Яворове, недалеко от Львова, и не мог двинуться по неимению
войска. Посланник его Чихровский, приехавший в Москву в июне 1676 года поздравить царя Феодора с восшествием на престол, объявил требование,
чтоб в августе месяце сорок или по крайней мере тридцать тысяч русского войска с артиллериею и запасами соединились с войском королевским; чтоб
другая часть русского войска шла на Крым; при этом Чихровский объявил, что только при условии действительного исполнения этих требований он
имеет полномочие продолжить срок перемирию. Царь отвечал королю, что князю Ромодановскому и гетману Самойловичу дан приказ быть наготове,
пересылаться с гетманами польскими и договариваться с ними о соединении войск. На Крым уже послали войско с князем Каспулатом Муцаловичем
Черкасским и калмыками, также на Дон отправлен стольник Волынский со многими ратными людьми. |