|
Фиона с пытки не признавалась; наконец Нелидова со второго подъема объявила, что всех поклепала. Не обошлось в описываемое время и без самозванства: в псковских местах ездил человек, который называл себя Преображенского полка капитаном Петром Алексеевым и обирал легковерных. Дела увеличились в Преображенском; но кроме розыска этих политических преступлений пресбургский король упражнялся постоянно в розысках по разбойным делам. Не должно забывать, что мы имеем дело с юным обществом, где правительство ведет войну с разбойниками, от которых нет житья мирным гражданам; в таких обществах герои – истребители разбойников ставятся высоко, и насчет этой деятельности князя Федора Юрьевича Ромодановского нет упреков, и сам он гордится своею кровавою деятельностию. В Голландию к Петру приехал из Москвы один из компании, знаменитый Яков Брюс, с ранами от обжоги и сказал, что князь Ромодановский обжог его на пиру под влиянием Хмельницкого. Царь по этому случаю написал Ромодановскому: «Зверь! Долго ль тебе людей жечь? И сюда раненые от вас приехали. Перестань знаться с Ивашкою. Быть от него роже драной». Ромодановский отвечал: «В твоем письме написано ко мне, будто я знаюсь с Ивашкою Хмельницким, и то, господине, неправда: некто к вам приехал прямой московской пьяной, да сказал в беспамятстве своем. Неколи мне с Ивашкою знаться – всегда в кровях омываемся . Ваше то дело на досуге стало знакомство держать с Ивашкою, а нам недосуг! А что Яков Брюс донес, будто от меня руку обжог, и то сделалось пьянством его, а не от меня». Петр отписал на это: «Писано, что Яков Брюс с пьянства своего то сделал: и то правда, только на чьем дворе и при ком? А что в кровях, и от того, чаю, и больше пьете для страху. А нам подлинно нельзя, потому что непрестанно в ученьи». Разбои производились в обширных размерах в самой Москве. Для примера приведем два письма Ромодановского к царю: «Которые воры разбивали Алмазниковых, Брагина в Новонемецкой слободе, и тех воров поймано семь человек, и в тех разбоях они винилися и многое платье, и серебряная посуда, и иная рухлядь в разных местах вынята, и которых разбивали, и те многие свои животы познавали; а пущих воров, на которых они на товарищев своих говорят, сыскать не можем, ухораниваются на Москве: Васька Зверев бывал дворовый человек, другой – Якушка Калачников, третий – Васька Цвякун, четвертый – Сидорка Алексеев, пятый – Левка Левугин; да из вышеписаных воров князь Петров человек Голицына, Ивашкою зовут, Ваган оговорил в тех же разбоях князь Григорьевых людей Долгорукова дву человек, и те лица ныне на службе с ним, князь Григорьем, у вас в полку. А которые воры в тех разбоях винились и на товарищей говорят, и те воры из посацких торговых людей, из мясников, из извощиков и из боярских людей». В другом письме: «Той же шайки воров поймано 8 человек: Афонка Попугай, Алешка Заходов, Куска Зайка, Митка Пичюга, галичанин сын боярский Петрушка Кадников, Петрушка Селезень с братьями сам третей. И из тех воров два человека – Алешка Заходов, Петрушка Кадников винились, что они с прежними разбойниками Калашниковым и Левугиным, и Миткою Пичюгою вновь разбили за Тверскими вороты иноземца кормового Опаева и избили его и изрезали». Из этих писем видно, что и теперь, как прежде, разбойничали преимущественно дворовые люди. 29 июня 1699 года, в вечерню, люди князя Никиты Репнина и другие напали на караульных солдат у Воскресенских ворот, били их и начального человека, наругались над ним. Разбои усиливаются вследствие легкости находить притоны: в начале 1699 года пойманные разбойники объявили, что они сговаривались ездить на разбой человек по 20, 30, 40 и больше, с луками, пищалями, копьями и бердышами, а пристанища, станы и дуваны разбойной рухляди были у них за Тверскими воротами в разных слобод у посадских людей. |
