Изменить размер шрифта - +
И поставил на своем, не был у послов приставом, сказался

больным.
Подле местничества отдельных родов друг с другом шло местничество между членами одного и того же рода, споры о родовом старшинстве, которые

имели такое значение в древней русской истории, происходя в роде княжеском. Мы знаем, что в древней Киевской Руси физическое старшинство брало

верх, и племянники, несмотря на разные благоприятные обстоятельства, обыкновенно должны были преклоняться пред правами дядей, покушения

племянников восстать против прав дядей считались греховными. В Руси Северной, Владимирской и потом Московской, дело пошло быстро обратным путем:

родовые отношения между князьями рушились, племянник от старшего брата стал наследовать старшинство, за исключением всех дядей. Этот переворот в

отношениях членов владельческого рода не мог остаться без влияния и на отношения в других родах, и если здесь не могло произойти такого же

переворота вполне, то, по крайней мере, мы вправе ожидать, что произойдут уступки, сделки, ограничения прав младших дядей пред старшими

племянниками, особенно при влиянии великого государя на решения местнических дел, при определении случаев: великий государь, господствуя сам

вследствие нового представления о праве сына от старшего брата над дядьми, не мог не благоприятствовать ограничению дядей в пользу племянников,

и потому нам неудивительно встречать в местнических делах, что эти ограничения произошли по новому, государеву уложению. Из описываемого времени

приведем один любопытный случай такой родовой усобицы: в 1652 году князь Григорий Григорьевич Ромодановский бил челом на племянника своего,

князя Юрия, что ему с ним быть невместно: «Он мне в роду в равенстве». Князь Юрий бил челом на дядю: «Хотя он мне по родству дядя, но можно ему

со мною быть, потому что у отца своего он осьмой сын, а я у своего отца первый сын, и дед мой отцу его большой брат». Государь сказал: «После

велю вас счесть старым родителям (родственникам) вашим». Но князь Григорий государя не послушал и за то посажен в оковы. Дьяки точно так же

местничались по своим приказным назначениям: дьяк Елизаров, пожалованный в думные дьяки и оставленный в Поместном приказе, бил челом, что ему

невместно быть меньше думного дьяка Гавренева, сидевшего в Разрядном приказе, потому что этот приказ считался выше Поместного.
С такими то интересами и стремлениями толпилась знать в передней. Но не все остаются в передней; ближние бояре, люди вхожие, проходят поближе к

дверям комнаты  , соображают и, улуча время  , входят в комнату, место заветное для других, которые должны дожидаться в передней. Как важно было

входить в комнату, показывает следующий случай: царь Михаил приказал на границе встретить королевича Вальдемара боярину князю Юрию Сицкому, а за

Москвою встретить боярину Михайле Салтыкову, и сказано: быть без мест; но князь Сицкий, утаясь от Салтыкова, бил челом в комнате без  людей

царю, и государь велел дать ему невместную грамоту, что ему можно быть больше Салтыкова и родичей его. Салтыковы успели поправить дело уже при

царе Алексее.
Наконец двери отворяются, входит великий государь, и все, увидав его, кланяются в землю. Государь садится в большое кресло в переднем углу и

подзывает к себе тех, до которых есть дело; если царь кликнет боярина, а его нет, тотчас посылает за опоздавшим, которого ждет грозный выговор:

зачем опоздал? Расправа с теми, которые оплошали, не исполнили или не так исполнили царское приказание, коротка: государь сейчас же велит

выслать их вон из палаты или посылает в тюрьму. Иногда государь разговаривает долго с разными боярами; все другие стоят, устанут, выходят на

двор посидеть и опять возвращаются наверх.
Быстрый переход