|
Петр после Нарвы не хотел ограничиваться одними оборонительными мерами. Наступательное движение было необходимо, во первых, для ободрения своих, страшно упавших духом; потом – для показания друзьям и недругам, что Нарвское поражение не отняло всего, что остался дух и силы. Как свои упали духом и какими средствами надобно было возбуждать их к деятельности. видно из письма Петра к Бор. Петр. Шереметеву две недели спустя после Нарвской битвы, 5 декабря 1700 года: «Her! Понеже не леть есть (нельзя) при несчастии всего лишатися, того ради вам повелеваем при взятом и начатом деле быть, т.е. над конницею новгородскою и черкасскою, с которыми, как мы и прежде наказывали и в ту пору мало было людей), ближних мест беречь (для последующего времени) и иттить в даль, для лучшего вреда неприятелю. Да и отговариваться нечем: понеже людей довольно, также реки и болота замерзли, неприятелю невозможно захватить. О чем паки пишу: не чини отговорки ничем; а буде болезнию, и та получена меж беглецами, которых товарищ майор Л… на смерть осужден». Шереметев послал отряд к замку Мариенбургу; но полковник Шлиппенбах отбил русских, укрепил замок и в январе 1701 года вошел в русские пределы с тремя ротами конницы и тремя ротами пехоты. В 15 верстах от Печерского монастыря был у шведов бой с русскими, которые побили у шведов 60 человек и взяли 15 пленников; Шлиппенбах ушел назад. Этим надолго ограничились неприятельские действия с обеих сторон: русские не решались искать шведов далеко внутри их владений, а у Шлиппенбаха было очень мало войска для сколько нибудь значительного предприятия. Сильно потерпели только пограничные жители: козаки вывели в Малороссию около 4000 пленных из Ливонии. Между тем Петру нужно было скрепить союз с королем Августом, не допустить его до отдельного мира с Карлом и попытаться, нельзя ли склонить. и Польшу к войне против шведов. Лучшим средством для этого Петр считал личное свидание с Августом, личные переговоры с польскими вельможами. Это свидание государей произошло в феврале 1701 года в местечке Биржах (Динабургского уезда). Государи веселились за длинными обедами и занимались важными делами. Однажды Август после пирушки проспал обедню; но Петр явился в церковь и по своему обычаю внимательно приглядывался к католическому богослужению, расспрашивал, что значит то и другое действие. Один из польских сенаторов заметил ему, что в его власти соединить церковь греческую с латинскою. Царь отвечал: «Господь действительно дал царям власть над народами; но над совестию людей властен один Христос, и соединение церквей может совершиться только с божией воли». Петр приехал улаживать не соединение церкви, а соединение Польши с своим королем и с Россиею против шведов. Он представлял литовскому подканцлеру Щуке, что Польша должна теперь воспользоваться соединением русских и саксонских войск, чтоб присоединить к ним свои войска и отнять у шведов Лифляндию. Щука отвечал, что Польша истощена только что оконченными войнами и гораздо выгоднее для нее пользоваться миром, чем искать новых приобретений; что, разумеется, ее можно побудить к войне, но для этого нужно посулить ей выгоды посущественнее. «Что такое, что такое?» – стал спрашивать царь. «Все дело в руках вашего величества», – отвечал подканцлер. Петр начал настаивать, чтоб Щука объяснился, и тот сказал: «По последнему договору с Россиею Польша лишилась своих прежних границ; так не угодно ли будет вашему величеству возвратить ей хотя половину уступленного, например Киев с округом». Царь объявил, что это невозможно, что для Польши довольно и Лифляндии. |
