Их донесения о польских делах не всегда были
согласны. Так, Паткуль писал, что в Литве Вишневецкий и Огинский склоняются к неприятелю. Долгорукий опровергал это известие, писал, что нельзя
сомневаться в этих вельможах, потому что переход на неприятельскую сторону противен их интересам и натуре. И в Польше провозглашение
детронизации Августа имело хорошие последствия, по донесениям Долгорукого: «Все теперь открыто, и остался один исход – война, лукавые факции и
предлоги неправые пресечены, скоро окажется, кто будет при короле, кто против него, у самого короля открылись глаза и много прибавилось к
доброму делу охоты, и поляки добрее в своем деле теперь поступают». При этом Долгорукий советовал не давать денег более братьям Любомирским,
гетману и подскарбию за их злодейство и к царскому величеству противность, тем более что и без великих подарков они скоро принуждены будут
пристать к русской стороне; нечего их опасаться: и не в нынешнее время, в лучшую пору сабля гетманская не остра и подскарбиев мешок пуст, не
могут они сделать ни добра, ни зла.
Долгорукий поспешил успокоить Головина и насчет нового или другого польского короля: «О нововыбранном в Варшаве королике не извольте много
сомневаться; выбран такой, который нам всех легче: человек молодой и в Речи Посполитой незнатный, кредита не имеет, так что и самые ближние его
свойственники ни во что его ставят и слышать о выборе его не хотят. Труднее бы для нас было, если бы выбрали королевича Александра Собеского, к
которому поляки скорее бы пристали, и если король Август будет здесь сильнее неприятеля, то Станислав Лещинский исчезнет и нигде себе места не
найдет».
Но если и Долгорукий писал, что не так потребно царскому величеству в нынешнее время показать силу свою в северных странах против неприятеля,
как здесь в Польском государстве, то еще сильнее настаивал Паткуль на том, чтоб царь оставил прибалтийские страны и все свои войска перевел в
Польшу для непосредственной борьбы здесь с Карлом. Но в 1704 году это было совершенно противно намерениям Петра, который, пользуясь увязнутием
Карла в Польше, хотел обеспечить себе Ингрию и сделать для шведов войну в прибалтийских областях как можно затруднительнее. Паткулю, сильно
протестовавшему и прежде против опустошения Ливонии, не нравилось утверждение царя на Балтийском море. Он писал Петру о желании короля Августа
знать, какие будут распоряжения относительно возвращенных гаваней, чтоб не возбудить опасения в прочих потентатах, владения которых находятся
при Балтийском море? Петр велел отвечать: «Война произошла от озлобления, нанесенного в Риме не только послам, но и самой царской особе, и
господь бог посредством оружия возвратил большую часть дедовского наследства, неправедно похищенного. Умножение флота имеет единственною целию
обеспечение торговли и пристаней; пристани эти останутся за Россиею, во первых, потому, что они изначала ей принадлежали, во вторых, потому, что
пристани необходимы для государства, „ибо чрез сих артерии может здравее и прибыльнее сердце государственное быть“. Его царское величество
объявляет, что ни единой деревни шведской не желает себе, понеже его величество всегда сие в памяти имеет, чтоб не быть причиною озлобления всех
потентатов, что и делом, богу поспешествующу, окажет во уверение всем».
Еще в начале 1704 года Петр сообщил Паткулю свои мысли насчет ведения войны в этом году. «Король, как видим, спешит окончить дело счастливым
полевым боем, но на чьей стороне будет успех – об этом знает один всевышний, нам же, как людям, надлежит смотреть ближайшее. |