|
Преемнику Философова поэтому предстояла задача не давать чувствовать слишком резко влияния своего двора на отношения между правительственными лицами, избегать личных столкновений и, таким образом, не вредить союзу, крепко коренившемуся на единстве интересов русских и датских. Какое впечатление в Петербурге произведено было поведением Местмахера, можно видеть из письма Панина к нему. «Я отдаю вам справедливость, – писал Панин, – что вы умели в поведении вашем найти средину между сохранением благопристойности и твердым настоянием о всем том, что касается наших интересов. Все ваши отзывы к графу Остену так благоразумны, что, не раздражая ими этого министра, вы держите его в почтении ко двору нашему. Мне остается только сказать вам, чтоб вы при таких отзывах, наблюдая и впредь так разумно найденную вами средину между формальным требованием и снисходительным домогательством, имели в виду то, чтоб прежний совет был восстановлен и чтоб господин Шак, как нам доброжелательный и достойный человек, имел место в совете. При этом, однако, самое главное желание наше и польза дел состоит в том, чтоб видеть опять графа Бернсторфа в управлении делами. Но так как этот министр и очень стар, и очень знаменит во всей Европе, то простое его возвращение к делам не может быть ни для кого удовлетворительно и для самых дел полезно. Поэтому вы должны стараться, чтоб граф Бернсторф был призван к делам не иначе как с повышением в чин великого канцлера. Если граф Остен тут будет прямодушен и препятствовать не захочет, то и он может найти в этом свою пользу: департамент иностранных дел может остаться в его руках с его присутствием в совете, и, конечно, из кого бы королевский совет составлен ни был, но, будучи всегда окружен фаворитами, соответствующими государям своим нравами, малодушием и своевольством, не получит важного значения для сдержки их колобродства без графа Бернсторфа». Местмахер доносил, что молодой датский король, проводя время в одних забавах и удовольствиях, передал, особенно с некоторого времени, все правление в руки рекетмейстера Струензе, который, присоединив к себе генералов графа Ранцау и Гелера, преследует прежних министров и семейства их. О своих отношениях к этим любимцам Местмахер писал: «Стараюсь в своем поведении наблюдать строжайшую скромность, убегая всякого партикулярного с фаворитами обхождения, при всех случаях, однако, оказываю им пристойные учтивости, чтоб оставить себе на будущее время свободу или ближе к ним подойти, или совсем отстать». Местмахер доносил, что не сомневается в преданности графа Остена России; что же касается его кредита при короле, то он совершенно зависит от большей или меньшей к нему благосклонности рекетмейстера Струензе, с которым он предварительно должен соглашаться по всем предлагаемым королю делам. При дворе Остен играет очень незначительную роль, боясь вступать в интриги между фаворитами, чтоб, как сам говорил, не подвергнуться когда нибудь одинакой с ними участи. Местмахеру поручено было объявить Остену, что императрица довольна его назначением в министры иностранных дел. Остен отвечал на это, что никогда не взял бы на себя этой должности, если б имел хотя малейшее сомнение насчет королевского желания сохранять тесный союз с Россиею. Когда Местмахер указал ему на сильных при дворе людей генерала Гелера и графа Ранцау как приверженцев Франции, то Остен отвечал на это: «Вы сами знаете хитрость и трусость первого и беспутство второго. Они не имеют участия теперь в политических делах, потому что при распоряжении военными и другими делами находятся в беспрестанных между собою ссорах, занимая Струензе нареканиями друг на друга, почему он и не может обращать большого внимания на мои дела, которые я свободно исправляю с нужным ему сообщением». |
