Относительно этого
предприятия хан будет ожидать совета и позволения императрицы. Вторая просьба состояла в следующем: хан принял в службу подполковника Деринга,
который строит новый монетный двор, и уже все машины и инструменты привезены для битья монеты; для этого на первый случай нужно 50 пуд серебра и
300 пуд свинца, так не угодно ли будет императрице разрешить вывоз этого количества означенных металлов из России, что общим постановлением
запрещено. Обе просьбы были исполнены, причем Веселицкий объяснил, что, конечно, хан волен в области своей предпринимать все то, что найдет
нужным к лучшему устройству своего владения. Хан был в восторге и открыл Веселицкому «движения своего сердца», как тот выражался. Эти движения
сердца состояли, во первых, в том, что хан просил поместить его в Петербургский полк, хотя бы на первый случай капралом, а потом удостоивать
дальнейшим производством. Во вторых, хан намеревался выписать из Румелии двоих родных племянников своих и, если признает в них правительственные
способности, отправить для воспитания в Петербург. В третьих, многие крымские чиновники, верные хану, поручают ему в покровительство детей своих
с тем, чтоб он воспитал их, как ему угодно, таких молодых людей наберется от 30 до 40 человек, и хан намерен отправить их всех в Петербург для
помещения в гвардейские полки. Наконец, хан просил императрицу пожаловать ему русский орден. Посреди этих движений сердца в начале октября
ханский чиновник на Кубани прислал донесение, что турецкий комендант Сулейман ага, приехавши в крепость Суджук, беспрестанными подсылками
старается все ногайские орды отторгнуть от власти Шагин Гирея; Сулейман уверял их, что они, равно как и черкесы, не имеют ничего общего с
Крымом, который слывет теперь вольным и принадлежит по прежнему султану, и потому в скором времени к ним прислан будет особый хан из
Константинополя, а если до того времени кто нибудь пожелает для большего спокойствия и выгод переселиться в Анатолию или Румелию, то будет
отправлен до желаемого места на султанских судах и султанском иждивении и по приезде выгодно помещен и снабжен всем нужным. Касайской ногайской
орды мурза Салман шах оглу прельстился этими предложениями и, подговоря весь свой аул, состоящий из 130 семей, явился к Сулейман аге с просьбою
отправить его в Румелию, что действительно и последовало. Хан немедленно объявил Веселицкому, что прибегает к императрице, прося защитить его от
этих оттоманских интриг, имеющих целью разрушить созданное Россиею в Крыму положение дел.
В январе месяце у себя на вечере Кауниц подошел к кн. Голицыну и после краткого разговора о разных предметах спросил, известно ли ему о
внушениях, которые прусский король делает не только при русском, но и при других дворах, особенно при французском и испанском, будто Австрия
старается в Польше возбудить смуту и разрушить установленную там политическую систему, поднимая поляков против намерений императрицы и
увеличивая свою партию всеми средствами, т.е. не только представлениями и советами, но и деньгами. Когда Голицын ответил, что ничего не знает,
то Кауниц начал говорить с большим воодушевлением: «Нашему двору удивительно и прискорбно слышать о таких на себя нареканиях с прусской стороны,
нареканиях, совершенно неосновательных; все это имеет одну цель – произвести холодность и недоверие между обоими императорскими дворами. Наш
двор нимало не вмешивается и не намерен вмешиваться в польские дела, потому что от этого не видит для себя никакой пользы; уверяю вас в этом не
как министр, но как князь Кауниц, как простой честный человек и прошу донести о моих словах ее и. |