Изменить размер шрифта - +
Но и этого мало — крайне неравноценными оказались городские поселения по численности. В Новгородской земле на два «нормальных» города приходилось до десятка крепостей-городов, в которых население исчислялось немногими сотнями. Так же обстояло дело и в других регионах. Весьма скромная цифра крупнейших (Москва справедливо причислялась к выдающимся по численности городам Европы) и крупных городов (Тверь, Ярославль, Вологда, Кострома, Нижний Новгород, Смоленск, Коломна, Рязань и некоторые другие) вобрала подавляющую часть горожан. Это имело немаловажные экономические, социальные и отчасти политические следствия.

Каков был статус российских городов и трудового их населения? Вопрос очень труден (прежде всего из-за крайней ограниченности источников), ответы же на него предлагаются весьма различные. Первое, что необходимо отметить, — тяжкое наследие ордынской зависимости. Дело не только в массовом и неоднократном погроме и разорении русских городов, не только в массовом уводе ремесленников и торговцев, но и в том, что город изначально стал главным объектом эксплуатации со стороны ханской власти. Великие и удельные князья на Руси так или иначе унаследовали эти права Этим во многом и объясняется тот факт, что городская земля тяглых горожан была государственной собственностью — аналогично черным сельским волостям.

В городе, естественно, сосредоточивалось не только ремесленное и торговое население. С момента зарождения классовых обществ городские поселения органично сосредоточивали функции политического и экономического господства над деревней, соответственно в них концентрировалась политическая и социальная элита общества. Первой оседлостью новгородских бояр стала городовая усадьба, а не сельская резиденция. Близкие явления имели место в городах Северо-Восточной Руси. Но с XIII—XIV вв. исторические пути северо-запада и северо-востока Руси в этом пункте разошлись. В Новгороде и Пскове окончательно сложился своеобразный тип боярского корпоративно-городового государства (княжеская власть до середины XV в. имела минимальное значение). В княжествах северо-востока наоборот к исходу XIV столетия сошли на нет политические институты феодальной элиты в городе, автономные по отношению к княжеской власти (институт тысяцких и т.п.). Это не значит, что феодалы забросили свои дворы в городах, переместившись в сельские вотчины. Совсем нет. Городские, «осадные» дворы феодалов — важный компонент в социальной топографии российского города. Суть в другом: эта элита оказалась отключенной в политическом плане от тяглого городского населения. Городом ведал, судил черных горожан, следил за крепостными сооружениями, правильным сбором торговых пошлин и питейных доходов княжеский наместник, выражавший политическую волю н хозяйственные интересы своего сюзерена (не забывая о собственном кармане и статусе), но не местной феодальной элиты. Логика борьбы в XIV—XV вв., кстати, нередко предполагала назначение во вновь завоеванный центр не местного человека.

Означает ли сказанное, что в городе полностью отсутствовали институты самоуправления? Отнюдь. Доподлинно известно о городских ополчениях, именно горожан, а не уездных корпораций служилых феодалов. В летописных известиях упоминаются городские житницы и некоторые иные постройки общественного характера. Все это требовало организации и управления. Хорошо знакомы по сведениям конца XIV—середины XVI в. формы сословной группировки горожан по роду их занятий. Мелкие торговцы, ремесленники, огородники, лица, занятые обслуживанием торговли и транспорта, объединялись в XVI в. по территориальному признаку в сотни и полусотни. Возможно, что и в предшествующее время дело обстояло таким же образом. По крайней мере, известны сотники и десятские во многих городах. В любом случае, однако, в основании таких образований лежал территориальный, а не профессиональный принцип. Ремесленных цехов Россия в чистом виде тогда не знала.

Зато русское общество было хорошо знакомо с профессиональными организациями крупных купцов.

Быстрый переход