|
Первый — убийство 15 мая 1591 г . в Угличе по приказу Бориса Годунова «царственной отрасли» — царевича Дмитрия. Второй — «избрание» самого Бориса Годунова на царство Земским собором в феврале 1598 г . после смерти 7 января того же года последнего представителя московской династии, царя Федора Ивановича. Обирание Бориса было вдвойне греховным: на престоле оказывался не просто «погубитель царского корени», но «самовластный восхититель» трона. Ведь согласно тогдашних представлений царя выбирали не представители сословий, а Бог: участники Земского собора своей позицией как бы фиксировали проявление Божьей воли. Но она никак не могла предпочесть Бориса, а потому и не было процедурно правильного избрания
Нет нужды, что такое объяснение вступало в явное противоречие с фактами конца XVI в., а еще больше с реальным течением дел в Смуту. Подобные истолкования были хороши своей универсальностью. Они «удобно» объясняли почти любой поворот в ходе событий начала XVII в. Притом прекрасно увязывались с моральным осуждением «вражьего разделения» страны в годы опричнины. Вызванный ею кризис в правящей элите, спровоцированное ею прекращение династии, социальные взрывы низов, покусившихся на верховную власть, «конечное» разорение российского царствия — такой представлялась цепь причин и следствий эпохи Смуты авторам и публицистам первой половины XVII в. Понятно, до обирания нового царя, Михаила Романова, на котором и остановился, по их мнению, Божий выбор. Концепция оказалась живучей. Строго говоря, даже в классическом сочинении С.Ф. Платонова о Смутном времени, опубликованном в начале XX столетия, сохранена эта схема. Естественно, в научной интерпретации и с подробной аргументацией. Советская историография по преимуществу исходила из политизированного и марксистского понимания Смуты как крестьянской войны в органической или чисто событийной связи с интервенцией Речи Посполитой и Швеции. Сейчас речь о другом — о причинах и поводах. Тут многое зависело от того, как понимали исследователи суть крестьянской войны. Те, кто видел в ней (по аналогии с Германией в 1525 г .) неудавшуюся попытку раннебуржуазной революции, искал генезиса капитализма в стране и, как правило, находил. Правда, эти работы не получили широкого признания у специалистов. Они скорее свидетельствовали о большом желании разглядеть в фактах товарно-денежных отношений (вполне свойственных зрелому феодальному обществу) более высокую стадию исторического процесса. Но было и рациональное зерно: формулировалась проблема альтернативности исторического развития. Другие ученые расценивали крестьянскую войну или восстание как спонтанный ответ низов на усиление крепостничества. Его законодательное оформление, его ужесточение — главная причина потрясений начала XVII в. Но вот истоки закрепощения понимались различно. Кто-то делал упор на становление барщинно-феодальных хозяйств на исходе XVI в. Другие видели в государстве главного виновника роста эксплуатации непосредственных производителей. Третьи объясняли резкое возрастание внеэкономического принуждения ограниченными возможностями крестьянских хозяйств в силу природно-климатических условий России. Упрочение крепостнического режима признавалось главным, но не единственным фактором выступлений черного люда. Речь шла также об иных политических, социальных, межрегиональных противоречиях. Спору нет, кризис, открытым проявлением которого стала Смута, имел структурный характер. Он охватил главные сферы жизни государства, отразив существование разнонаправленных и разностадиальных тенденций в стране. Открывшийся на рубеже 60 — 70-х годов XVI в. хозяйственный кризис достиг апогея в 80-е годы. Он поразил почти всю территорию страны, за вычетом некоторых регионов на юге, а отчасти и севере. Убыль тяглого населения в Новгородчине составила по сравнению с началом XVI в. около 80% и еще больше в сопоставлении с серединой столетия. |
