Не менее широкое хождение имеют мифы и символы, касающиеся радуги и ее земного аналога — моста — главных средств связи с иным миром. Возможно, существовало и нечто вроде космологической системы с основополагающей концепцией Мирового Центра, вокруг которого организовано пространство. В 1914 году В. Гэрте сгруппировал большое число доисторических знаков и изображений, которые можно истолковать как космические горы, пупы земли и парадигматические реки, определяющие четыре стороны света.

Если брать мифы о происхождении животных и о религиозных отношениях между охотником, жертвой и Владыкой диких зверей, то они, по всей вероятности, входят в иконографический комплекс палеолита криптограммами. Трудно представить общество охотников и без мифов о происхождении огня, тем более что большинство этих мифов отводит лидирующую роль отношению между полами. Наконец, мы должны всегда помнить о восприятии сакральности неба, небесных и атмосферических явлений: само по себе созерцание неба принадлежит тому редкому опыту, который дает спонтанное откровение о трансцендентности и величии. Кроме того, экстатическое восхождение шаманов, символика полета, мысленное переживание высоты как освобождения от веса, способствуют созданию образа неба — богатейшего источника и обиталища сверхъестественных существ: богов, духов, культурных героев. Но так же важны и значительны другие «откровения»: ночь и темнота, убийство животного и смерть члена семьи, космические катастрофы, внезапные вспышки одержимости, безумия или братоубийства, заражающие все племя.

Нельзя недооценивать и магико-религиозную подоплеку речи. Даже некоторые жесты уже указывают на эпифанию священной силы или космического «таинства». Не исключено и то, что жесты антропоморфных фигур, запечатленные в доисторическом искусстве, не только несли в себе смысловую нагрузку, но и наделялись реальной силой. Религиозный смысл «жестов-эпифаний» продержался в некоторых первобытных обществах до конца XIX в. A fortiori фонетическая изобретательность должна была послужить неисчерпаемым источником магико-религиозных сил. Еще до появления артикулируемой речи человеческий голос обладал способностью не просто передавать информацию, приказы или желания, но и вызывать к жизни новые миры — взрывными звуками, акустическими изысками. Достаточно вспомнить об альтернативных мирозданиях, не только парамифологических и парапоэтических, но также и иконографических, которым дают жизнь либо подготовительные упражнения шаманов перед экстатическими путешествиями, либо повторение мантр во время йогических медитаций, включающих как ритмизацию дыхания (пранаяму), так и визуализацию "мистических слогов".

По мере совершенствования речи нарастало ее магико-религиозное воздействие. Произнесенное слово развязывало такие силы, которые было трудно — или невозможно — обуздать. Убеждение это до сих пор живо во многих первобытных культурах. Его находишь и в самых развитых обществах — в магических формулах восхваления, издевки, проклятия и анафемы, сохранивших функцию ритуала. Экзальтация, излучаемая словом как магико-религиозной силой, способна вселить уверенность, что речью можно подкрепить результаты ритуального действа.

И, наконец, при оценке и толковании религиозного опыта надо принимать во внимание разнообразие типов личности. Один охотник отличался храбростью и ловкостью, другой — мощью своих экстатических трансов.