|
Вроде как бы оберегали меня от тяжких хлопот и неисполнимых усердий. Скажем, один из чиновников, бедолага, был вынужден дважды летать в Нью-Йорк с поручением утвердить обложку моего романа. А то бы сам я подорвал здоровье из-за поездок на берега Гудзона. И всё же нам что-то капало. Вроде бы семь процентов от гонораров минус тринадцать процентов налогов. Но и эти капли были как бы и не твои и как бы и не деньги, а некие сертификаты. Получить их на руки можно было лишь небольшими дозами. Дважды в очереди за этими дозами выпало мне оказаться рядом с Альфредом Гарриевичем Шнитке. Но пришёл день, когда важные люди поспешили систему «Берёзок» прикрыть, и надо было сертификаты срочно потратить. («Шутки истории», как говорят нынче политологи. И дальше нас ждало немало этаких Шуток истории.) По моим понятиям, у меня набралось тогда на счёте шестнадцать тысяч условных единиц, то бишь долларов. Намерение семейного совета оспариванию не подлежало. Купить автомобиль! Получалось, что средств хватит на «Волгу» (доступны тогда были лишь отечественные машины). «Ну, уж вы размечтались! – разулыбались мне в “Берёзке”. – Вы в заблуждении. Рубль у нас крепкий. Доллар стоит шестьдесят одну копейку. Так что, средств у вас хватит лишь на “Жигули”…» И были выданы мне синие «Жигули» седьмой модели. Естественно, доверенность на автомобиль я написал на имя сына. Теперь (не прошло и три года) доверенность эта устарела, и её надо было немедленно продлевать.
28 Мою статью о конкурсе танцев в Горьком напечатали. Как отнёсся к ней Гена Янаев, я не знал. Да и не старался узнать. Раньше в Горьком меня удивила просьба (или указание) Янаева, до публикации статьи показать её Юрию Афанасьеву. Из вежливости я всё же зашёл в ЦК Комсомола на Маросейке. Афанасьев имел репутацию прогрессиста, человека здравого смысла, возможно, и циника, но замечания его меня удивили. То есть Янаев в сравнении с ним показался мне чуть ли не либералом. Никакие советы Афанасьева я использовать не стал, ушёл от него разочарованным… Что же касается Янаева, теперь для меня Геннадия Ивановича, и никак не Гены, то и позже случались с ним пересечения. Удостоенный перевода в Москву, Геннадий Иванович быстро делал карьеру. Сначала по комсомольской линии (в «Спутнике» и в Комитете молодёжных организаций), потом в Профсоюзах, а потом он вдруг был назначен Вице-президентом страны. Встретились же мы на Зимних Олимпийских играх в Гренобле. Я попал туда корреспондентом своей газеты, Янаев же привёз в Гренобль комсомольских лидеров со всей страны (в Нотр Даме шапки они не снимали – «я кепчонку не сдеру с виска, у советских собственная гордость…» и т. д.), а с ними – и художественное обеспечение Игр, якобы любителями из самодеятельности, скажем, «Калинку» на хоккее запевал будто бы донецкий шахтёр – баритон со званиями Юрий Богатиков. С Янаевым мы здоровались, хотя я и не был уверен в том, что он меня узнал. Во всяком случае о конкурсе бальных танцев он не вспоминал. И вот теперь Янаев руководил балетом «Лебединое озеро»… Хотя я и не мог понять, какие такие свойства его натуры возвели Геннадия Ивановича в первые лица государства. Впрочем, люди сидели с ним за столом откровенно серые. Что-то там было не так…
29 Тимофей сидел в автомобиле смирный. Кот, когда надо (ему), проявлял себя личностью благоразумной. Хотя нередко позволял себе дерзить и ехидствами оценивать поведение хозяев и их гостей. Однажды, в пору упомянутых выше предостережений премьера Н. Рыжкова, когда в столице приятели стеснялись заходить в дома друзей, чтобы не омрачать (или затруднить) их бытовое существование, один из гостей раздобыл где-то одиннадцать ромштексов в обвалке, что и стало поводом для устройства застолья. При этом Тимофею, приблизившемуся к столу, было объявлено: «Тимофей, мя́са у нас нет. |
