Феликс вынужден был признать, что зрелище ужасало. Он ошеломлённо наблюдал нескрываемую ярость, с которой проходил бой. Он никогда не видел подобной безумной ненависти, которую, казалось бы, обе стороны испытывали друг к другу, и внезапно до него дошло, что это и есть причина, по которой последователи Тёмных Сил всё ещё не захватили мир. Они были разобщены между собой, подобно нациям людей, а в действительности, даже ещё сильнее. Вероятно, слухи о соперничестве Сил Разрушения справедливы. За это Феликс был крайне признателен, так как перед ним была мощь, внушающая уважение и страх.

Всё это навевало тревожные мысли. Что если Силы Хаоса каким–то образом отбросят своё соперничество и обратят свои взоры на мир? Что если какой–нибудь могучий полководец выдвинется среди войск Хаоса и объединит их в единую неодолимую орду? А затем бесчисленные воинства маршем пойдут на Кислев и земли за ним. Крепость и тысяча гусар Страгова внезапно показались до жалости малочисленными.

За какие–то минуты воздушный корабль пронёсся над полем битвы и оно скрылось позади, затерявшись в чудовищной необъятности бесконечной пустыни. Сколь ни обширны были воюющие армии, эта местность низводила их до разряда муравьёв. Тёмный сумрак закрывал видимость горизонта на севере. Сам его вид наполнил Феликса дурными предчувствиями. Глубоко вздохнув, Феликс возвратился в свою каюту и уснул.

Он поднялся и посмотрел в иллюминатор. Снаружи был клубящийся мрак. Затем последовала вспышка неправдоподобно зелёной молнии, многочисленные вилообразные разряды промелькнули сверху и пропали во тьме. Через несколько секунд прозвучал удар грома, и весь корабль содрогнулся снова. От сотрясения Феликс слетел с кровати и покатился по полу. Вспрыгнув на ноги, он ударился головой о низкий потолок. От боли в глазах заплясали огоньки, и Феликс протянул руку, чтобы схватиться за стену и попытаться сохранить равновесие. К своему удивлению, он ощутил тепло.

Стараясь удержать равновесие на раскачивающемся полу, он прошмыгнул в коридор и направился в сторону командной рубки. В ушах у него звенело от звука грома, и едва получалось держать под контролем ужас, вцепившийся в его потроха. Это было куда как хуже любой из ранее встречавшихся турбулентностей. Словно великан схватил воздушный корабль своей огромной рукой и пытается разбить его о землю. Он мог слышать рёв мощнейших потоков ветра, ударяющих в корпус. Феликс думал, что в любой момент судно может расколоться, словно спелая дыня под ударом молота, а он и все остальные на судне опрокинутся, и с расстояния в тысячу шагов будут падать сквозь взбаламученный бурей воздух, пока не разобьются о землю.

Чувство беспомощности было весьма пугающим — понимание, что ничего нельзя сделать, чтобы предотвратить последствия. Не было возможности покинуть „Дух Грунгни“, кроме как выбраться через люки на крышу и прыгнуть на верную смерть. В бою он, по крайней мере, мог что–нибудь сделать —  воспользоваться мечом, уничтожить врага. Здесь и сейчас ему ничего не оставалось, кроме как молиться Сигмару, и он весьма сомневался, учитывая своё местонахождение, что Бог Молота мог бы что–либо сделать для его спасения. На двадцать шагов до командной рубки, казалось бы, ушла вся жизнь, и Феликс с уверенностью полагал, что каждый его шаг может стать последним.

Добравшись, в конце концов, до командной рубки, он увидел гномов, вцепившихся в устройства управления так, словно они были их последней надеждой в жизни. Готрек стоял в центре, небрежно держа топор в одной руке; он выглядел почти расслабленным, удерживаясь на раскачивающейся палубе небольшими изменениями позы. На его лице не было заметно страха, лишь застывшая ухмылка такого вида, который он обычно демонстрировал лишь в бою. Феликс обнаружил, что руны на лезвии топора отсвечивают красным. Макайссон сражался со штурвалом, его огромные мышцы напряглись, сухожилия, словно верёвки, выделялись на его татуированном теле.