Обменявшись взглядами с остальными членами отряда, он заметил, что все они бледны и подавлены. Тишина растянулась на долгие секунды. Они сдерживали дыхание, готовясь к тому, что может произойти. Через минуту или около того, Бьорни снова начал напевать, поначалу тихо, но с каждым словом его голос набирал силу. На этот раз он пел не скабрезную балладу, но что–то иное, какой–то старый гимн гномов или боевую песнь, которая разносилась по долине. Вскоре присоединился Малакай, затем Улли, потом Стег. Один за другим все гномы, за исключением Готрека и Гримме присоединились к хору, как и Макс Шрейбер. Вскоре Феликс обнаружил, что и сам подтягивает мелодию.
В пении было что–то ободряющее, словно, поступая так, они бросали вызов дракону и вновь подтверждали собственную храбрость. И когда Феликс пошёл в ногу с остальными, он почувствовал, как мужество возвращается к нему, и шагает он с лёгким сердцем, чего не ощущал многие дни.
Перед собой он видел развилку, где от дороги отделялась тропа, которая вилась по склону Драконьей горы.
В тумане вырисовывались очертания небольшого приусадебного дома. Он выглядел так, словно когда–то принадлежал богатой семье, возможно, какому–нибудь местному аристократу. Заодно Феликс заметил, что это, должно быть, одно из первых мест, разрушенных драконом после пробуждения от долгого сна. Половина стен обрушилась. Феликс очень легко смог представить себе, как те рушатся под весом могучего туловища, когда дракон проходит сквозь них.
Перед мысленным взором Феликса немедленно предстала картина того, что должно было происходить внутри здания, когда снаружи ломится могучий зверь. Он почти ощущал запах горящей соломенной крыши, жар на своём лице, дым, от которого начинают слезиться глаза. В своём видении он слышал оглушающие вопли, скрежет когтей по камню, крики умирающих, безответные мольбы о спасении. И, наконец, он представил себе неестественный вид выгибающейся внутрь стены, трескающихся и падающих вниз со своих мест камней, и в последний момент перед смертью в огне мельком увидел ужасную морду дракона и взгляд его огромных глаз.
Видение было столь ярким и пугающим, что Феликс начал прикидывать, может ли само лишь присутствие дракона накладывать на окружающую местность своеобразное вредоносное заклинание, заставляющее проходящих мимо переживать последние мгновения жизни обречённых жертв? Он старался убедить себя, что сие видение всего лишь воздействие тумана, воспоминаний о драконьем рёве и его собственного впечатлительного рассудка. А может быть, видение вызвано мечом, реагирующим на присутствие дракона. Феликс определённо ощущал струйки энергии, перетекающей в его тело из меча. Но почему–то это его не успокаивало.
Ноги ныли от продолжительного подъёма. Феликсу было холодно и тоскливо, а настроение было крайне подавленным. В душе он ощущал уверенность в приближении гибели, которую только лишь слегка сглаживало магическое тепло, исходящее от меча. Ему запомнилась утренняя встреча с безумной женщиной и её тревожащие слова, оставшиеся в памяти. Феликс на самом деле чувствовал в этот момент приближение смерти, и сознавал, что замыкается в себе, избегая принять этот факт. Казалось, с остальными происходило нечто похожее. Пение смолкло, стоило лишь ступить на тропу к логову дракона. Каждый член отряда искателей приключений, как казалось, желал остаться наедине со своими мыслями и молитвами.
Феликс раздумывал о своей жизни. По всей вероятности, она окажется гораздо короче, чем ему бы хотелось. Хотя он и не считал, что она, по большей части, прошла впустую. В своих странствиях с Готреком он много чего повидал, встречал множество людей, и даже, возможно, принёс кое–какую пользу, сражаясь с силами Тьмы. С ним происходили необычные вещи, вроде полёта на воздушном корабле и лицезрения Пустошей Хаоса. Он сражался с демонами и чудовищами, общался с магами и аристократами. Был свидетелем магических и греховных обрядов, героических подвигов. |