А убийство, независимо от того, насколько заслуживала это жертва, — преступление, караемое смертной казнью.
Мы были уволены со службы и вынуждены искать другую работу. На счастье, во время пьяного кутежа в одной из самых неблагополучных частей города, мы забрели в таверну, владельцем которой оказался товарищ Истребителя по временам его бытности наёмником. Нас наняли выставлять из бара нежелательных личностей, и поверьте моим словам, люди должны были быть весьма, по-настоящему нежелательными, чтобы их приказали выкинуть из „Слепой свиньи“.
Работа была тяжёлой и неблагодарной, связанной с насилием, но я надеялся, что мы хотя бы в безопасности от скавенов. Разумеется, как довольно часто случалось, я ошибался. Как оказалось, по крайней мере один из них не забыл нас и замышлял отмщение…»
Феликс Ягер уклонился от удара кулака пьяного наёмника. Кулак с кастетом пронёсся над его ухом и так ударил в дверной косяк, что полетели щепки. Феликс нанёс удар коленом, угодив наёмнику в пах. Мужчина застонал от боли и согнулся. Феликс обхватил его за шею и потащил в сторону двустворчатой двери. Пьяница едва сопротивлялся. Он был слишком занят выблёвыванием подпорченного вина. Феликс пинком открыл дверь и вытолкнул наёмника наружу, придав ему ускорение мощным пинком пониже спины. Со слезами, текущими из глаз, и широко раскрытым в гримасе боли ртом, держась за пах, наёмник покатился в грязь Торговой улицы.
Феликс демонстративно потёр руки, прежде чем развернуться и зайти обратно в бар. Он сознавал, что со стороны каждого зажжённого факела за ним наблюдают глаза. В это время ночи на Торговой улице было полно головорезов, уличных девок и наёмников. Поддержание репутации крутого парня было обыкновенным проявлением здравого смысла. Это уменьшало его шансы получить нож в спину, прогуливаясь по ночным улицам.
«Что за жизнь такая», — думал он. Если бы год назад кто-либо заявил, что ему предстоит работать вышибалой в самом заштатном баре Нульна, он бы над таким посмеялся. Он бы ответил, что был учёным, поэтом и джентльменом, а не каким-то кабацким скандалистом. Даже возвращение обратно в стражу канализации было бы предпочтительней этой работы.
«Обстоятельства изменились, — подумал он, возвращаясь в переполненный бар. — Обстоятельства конкретно изменились».
В лицо ему ударила вонь застарелого пота и дешёвых духов. Он прищурился, привыкая к мрачному, освещённому светильниками интерьеру «Слепой свиньи». Он был уверен, что в этот момент все взоры окружающих были направлены на него. Он нахмурился, надеясь, что это придаёт ему устрашающий вид, и повёл свирепым взглядом, точно повторяя манеру Готрека. Большой Хайнц, владелец таверны, подмигнул ему из-за стойки бара, одобряя то, как Феликс разобрался с пьяницей, и вернулся к работе у кранов.
Хайнц нравился Феликсу. Здоровяк был давним приятелем Готрека в бытность того наёмником. Феликс был ему признателен. Хайнц был единственным человеком в Нульне, который предложил им работу после того, как их с позором уволили из стражи канализации. За всю долгую и неблаговидную историю канализационной стражи, он и Готрек были единственными бойцам, которых оттуда выперли. На самом деле, им ещё и повезло избежать отсидки в Железной Башне — печально известной тюрьме графини Эммануэль. Готрек назвал капитана стражи продажным, неспособным снотлингофилом, когда мужчина отказался всерьёз отнестись к их докладу о скавенах в канализации. Но что ещё хуже, гном сломал мужчине челюсть, когда тот приказал их высечь.
Феликс содрогнулся. На нём ещё не совсем сошли синяки от последовавшей затем драки. Они дрались против половины поста стражи, пока их не вырубили дубинками. Он вспомнил, как на следующее утро очнулся в грязной камере. Его брат Отто вовремя вызволил их оттуда, желая замять любой возможный скандал, способный очернить имя семьи Ягеров. |