– А что, не правда? Ты страшный…

Он поморщился:

– А что значит «начали умирать люди»? Там что, жили бессмертные?

Она сказала чуточку сконфуженно:

– Я неточно выразилась, а ты сразу к словам цепляешься! Другой бы сразу все понял. Начали умирать и здоровые. Без всяких причин.

Он подумал, кивнул:

– Понятно. Но ты при чем? Собираешься пошарить в карманах померших?

Ее ушки вспыхнули от негодования:

– Ну какой дурак, какой дурак!.. Говорю же, я – лекарь. Это село, как и еще семь вокруг, входит в круг, где я врачую. Меня оскорбляет, если на моей земле кто-то заболевает. А если умирает молодым…

Он покосился на ее лицо, ссадина на щеке уже покрылась кровавой коркой, на молодых заживает быстро, но все же можно и одним словом или одним движением…

– А что харю свою не полечишь? Исцарапалась, а если грязь или комочки коры попали в кровь…

Она сердито мотнула головой.

– Некогда. Надо воды вскипятить, травы растереть…

– А взмахом руки?

Она горестно вздохнула.

– Если бы могла! Всегда завидовала тем, кто вот так… Увы, только травами, корешками, порошком из крыльев жуков.

Он кивнул, сказал чуть подобревшим голосом:

– И много трав знаешь?

Она посмотрела на него удивленно:

– Шутишь? Конечно же, все, что растут в нашем лесу, в степи и в оврагах. И еще покупаю те, что привозят из дальних стран.

– Ты молодец, – пробормотал он. – Молодец. А с виду дура дурой.

Она обиженно нахмурилась, потом посмотрела недоверчиво, спросила с надеждой:

– Это значит, что я… красивая?

Он осмотрел ее заново, подумал и сказал с удивлением:

– А вообще-то да. Гм, в самом деле. Так ты и вправду что-то умеешь?

– Увидишь, – пообещала она сердито. – Если не помрешь первым.

На околице их встретили лаем собаки. К удивлению Олега, дорога в село перекрыта высоким частоколом, у ворот трое молодых парней у костра, что-то молча жарят, коротая ночь, но четвертый, крепкий мужчина с суровым лицом, сразу поднялся навстречу гостям.

– Кто такие?

Голос был суровый, резкий и почти враждебный. Олег не успел раскрыть рот, как из-за его спины вышла его спутница, сказала сердито:

– Я Барвинок, ты меня разве не знаешь?

Мужчина сказал торопливо, сразу меняясь в лице:

– Прости, Барвинок, я тебя не заметил сразу… У нас беда.

– Знаю, потому и пришла, – бросила она. – Где больные, Утес?.. Олег, пойдем, он проведет нас.

Утес бросил на Олега извиняющийся взгляд, мол, прости, я не знал, что ты в услужении у нашей лекарши, быстро повел их к самому большому дому.

Олег вошел последним, в доме окна завешены тряпками и одеялами, душно, пахнет гниением и смертью. На широком ложе, на лавках и даже на полу люди на подстеленных под них старых одеялах. Кто скорчился в клубок, кто вытянулся, словно уже мертв, кто постанывает сквозь зубы.

Утес сказал за их спинами:

– Эти слегли сегодня.

– Принесите горячей воды, – сказала Барвинок отрывисто. – Чистых тряпок… Нет, сперва прокипятите и высушите.

Утес выбежал на улицу, а Барвинок быстро прошлась вдоль окон и сразу же посрывала одеяла, а створки распахнула настежь. В комнату ворвался свежий воздух.

Лечит она, как сразу определил Олег, быстро и умело. Лишнего времени не теряет, что могло показаться равнодушием, но ее ждут другие больные, все понимают и сами торопят, чтобы не возилась с ними больше, чем нужно.