– Хорошо, – Пафнутьев придвинул к себе визитку с гербом, составленным из малярных кистей, мастерка, обыкновенной фомки и, не колеблясь, набрал длинный номер мобильного телефона. Худолей понял, что весь предыдущий треп был всего лишь подготовкой к этому звонку, проговором основных зацепок. Расслабленность Пафнутьева на самом деле оказалась сосредоточенностью. Даже попытка созвониться с Шаландой тоже шла от нерешительности сделать главный звонок – Величковскому. Пафнутьев и сам не знал – готов ли он к этому разговору, все ли предусмотрено, но наступил момент, когда он сказал себе – пора. Не потому, что действительно подготовился и все предусмотрел, просто откуда то из организма поступил сигнал, что, начиная вот с этого момента, он может разговаривать легко и свободно с кем угодно – будь то английская королева, президент нефтяной компании или плиточник Дима.
Пафнутьев некоторое время вслушивался в длинные звонки, пытаясь определить – зацепило ли, состоялась ли связь или же наглый бабий голос на английском что то сейчас провякает в трубку. Не разбирая ни слова, он тем не менее понимал значение вяканья – абонент недоступен или телефон выключен. Почему об этом надо сообщать именно на английском, а не на китайском или на языке племени дулу дулу, никто не знал. Видимо, по замыслу владельцев этой сети английский был гораздо более достойным языком, нежели русский.
– Зацепилось, – сказал Пафнутьев замершему от напряжения Худолею. – Пошли гудки. Алло! – сказал Пафнутьев, и голос его в доли секунды преобразился до неузнаваемости: стал нагловатым, несколько бесцеремонным и даже вроде чем то недовольным. Что делать – такова была манера, сложившаяся в России в начале третьего тысячелетия. Именно таким голосом нужно было вести переговоры с электриками, плиточниками, сантехниками, со всеми, кто тебе был нужен позарез, без кого ты не мог обойтись, потому что у тебя искрило электричество, кухню заливал кипяток из сорванного крана, в собственном туалете на голову летели отваливающиеся кафельные плиты. Но показать свою зависимость – значило навсегда попасть в немилость к этим мастерам. Слабость клиента они чувствовали с полуслова и тут же удваивали стоимость своих услуг. И было еще одно обстоятельство – нагловатость была признаком того, что звонит свой человек, которому можно доверять, с которым всегда договоришься, которому, конечно же, нужно помочь.
– Слушаю! – услышал Пафнутьев в трубке голос хрипловатый, как бы чуть надтреснутый, но веселый, даже какой то подъем чувствовался в этом единственном слове.
– Величковского ищу! – сказал Пафнутьев уже чуть иначе, с легким куражом, за которым при желании можно услышать доброжелательство, готовность сторговаться, а если все сложится хорошо, то и бутылку водки распить под разговор доверительный и необязательный.
– Уже нашли.
– Дмитрий Витальевич?
– Он самый.
– Мне дали ваш телефон, сказали, что можно поговорить насчет плитки, я не ошибся?
– Кто дал телефон?
– В домоуправлении, на Садовой.
– А, Эля?
– Она самая, – сказал Пафнутьев, скорчил гримасу удивления и озадаченности. Из рассказа Худолея эта самая Эля представала существом, которого вряд ли можно было назвать столь ласково.
– А что у вас? Какая работа?
– Трехкомнатная квартира, кафель, пол, неплохо бы стенку снести из кухни в соседнюю комнату…
– Понятно! – почему то радостно ответил Величковский. – Сейчас все так делают. Если, конечно, позволяет количество комнат. Если жильцов немного, то отличную можно сделать кухню – два окна, большой стол, заодно и ванная увеличивается, стиральная машина поместится… Надо смотреть.
Пафнутьев, сам того не желая, невольно рассказал Величковскому о давней мечте Вики – переоборудовать квартиру, как это сделали едва ли не все в их подъезде. |