– Почему? – спросил Худолей.

– Не знаю, – Пафнутьев передернул плечами. – Не стыкуются многие обстоятельства.

– Павел Николаевич, – заговорил Андрей, – а у вас были расследования, в которых все обстоятельства стыковались?

– Не было, – ответил Пафнутьев быстро и как то уж очень легко, будто разговор не имел для него значения и никакого интереса не вызывал.

– Может быть, их и не бывает?

– Может быть.

– Тогда о чем мы говорим? – опять подал голос Худолей.

– О жизни. О чем можно еще говорить? Пока живые, будем говорить о жизни, о различных ее проявлениях, как хороших, так и дурных. По долгу службы нам чаще приходится говорить о дурных проявлениях жизни, но они тоже все таки лучше, чем полное отсутствие жизни, – Пафнутьев бормотал, казалось бы, пустые и опять же какие то нестыкующиеся слова. – Пока мы можем издавать различные звуки, передвигать предметы, сами можем передвигаться в пространстве… Это надо ценить, особенно самые простые вещи, настолько простые, что перед ними даже пареная репа может показаться атомным реактором.

– Способность издавать звуки, передвигать предметы и передвигаться самим? – спросил Андрей. – Что же здесь ценного?

– Однажды все это кончится. И никогда не повторится.

– Ни с кем?

– С кем то это будет происходить в будущем, но мне от этого какая радость?

– Приехали, – сказал Андрей. – Похоже, вон там все и произошло, – он показал на толпу людей у мусорных ящиков. Далее шел какой то редкий неухоженный кустарник с обломанными ветвями, которые раскачивались на весеннем ветру, создавая ощущение зыбкости, неуверенности, временности всего происходящего.

– Я останусь в машине, – сказал Худолей.

– И это правильно, – одобрил Пафнутьев. – Мы тебе потом все расскажем.

Пафнутьев с Андреем отправились вслед за экспертом – длинноногим парнем в затертых джинсах. Видимо, ему нечасто приходилось выезжать на место происшествия или же он вообще был новичком – бежал к мусорным ящикам вприпрыжку, словно опасаясь не успеть к самому важному. Несколько человек стояли в стороне, видимо, уже насмотрелись на печальное зрелище и теперь обменивались впечатлениями. Среди них возвышался Шаланда – успел все таки приехать раньше Пафнутьева, рядом вертелся парнишка в форме, скорее всего участковый, маялась тетенька с массивным задом и недовольным лицом – эта, похоже, из домоуправления.

Труп лежал затиснутый между двумя железными коробами. Он был накрыт тряпьем, который жильцы сносят к ящикам из самых добрых побуждений – кому то понадобится старое пальто, кто то соблазнится поношенными джинсами, детскую одежку расхватывали охотнее всего.

– Ты спросил, не встречался ли я с ней, – Шаланда кивнул в сторону трупа. – Это что, хохма у тебя такая?

– Нет, – Пафнутьев подошел поближе, но отдернуть старушечье пальто, которым был накрыт труп, не решился. – Это был серьезный вопрос.

– Да а а? – протянул Шаланда, все еще опасаясь розыгрыша. – Тогда ладно… Не встречался, Паша. Не довелось.

– Это хорошо.

– Почему хорошо?

– Меньше переживаний. Знания рождают скорбь, – Пафнутьев с интересом наблюдал за новым экспертом, который вертелся вокруг трупа, не зная, как поступить – фотографировать комок затертой одежды ни к чему, сдергивать пальто с тела – вроде команды такой не было, – он беспомощно оглянулся на Пафнутьева. – Отбрось в сторону тряпки то! – крикнул Пафнутьев.

Взяв двумя пальцами край затертого рукава, эксперт медленно стянул его в сторону.