|
Фира сделала вид, что ее это абсолютно не касается. И в тот же день поехала к отцу на Лубянку. Он и присоветовал ей хитрый план, рьяно приступив к его выполнению. Разумеется, не сразу, а лишь после того, как Фира намекнула, что супруг имеет любовника и тайком нюхает кокаин. Ничего этого, разумеется, Григорий не делал, у него и любовниц-то отродясь не было, но Фира что угодно придумала бы, лишь бы избавиться от надоевшего до смерти мужа, а Арон Моисеевич поверил каждому слову ненаглядной доченьки.
Дальнейшее было делом техники. Когда Григорий понял, что попал в опалу и вряд ли избежит тюрьмы, если не хуже, одного-двух тонких намеков хватило, чтобы он сам заговорил о разводе – фиктивном, разумеется! – не догадываясь, что жена только об этом и мечтает. Деньги, облигации, драгоценности, роскошная квартира – все осталось ей. Можно было и замуж-то не выходить, так нет, понесла же нелегкая в Питер – погулять, развеяться. И познакомилась в театре с Федором Пастуховым. Ей двадцать семь, ему – двадцать два. Щенок сопливый, с наивными серо-голубыми глазами и розовой кожей, просвечивающей сквозь коротко подстриженные светлые волосы. Федор пригласил ее в дорогой ресторан, потом они гуляли по ночному городу. Фира не слишком-то прислушивалась к его восторженной, похожей на горный поток болтовне, но все же сумела вычленить, что Федор – сын известного ювелира и сам учится ремеслу. Поэтому и согласилась встретиться еще раз. А потом Федор вместе с отцом, нестарым еще вдовцом с породистым лицом и удивительно красивыми руками, приехал в Москву – знакомиться с ее родителями и свататься. Фира просто онемела от изумления – ни о чем таком у них с Федором в Ленинграде и речи не шло, всего-то два дня скромного платонического знакомства. Она, разумеется, хотела отказаться, тем более Федор ей не слишком понравился, только слова подбирала, чтобы сделать это повежливее, но Иван Алексеевич отозвал ее в другую комнату. - Выходи за Федьку, Фирочка, - сказал он, прикрыв дверь. – Совсем парень голову потерял. Не ест, не спит, только о тебе и говорит. А ты и впрямь… красавица. От его оценивающего, очень мужского взгляда Фира покраснела. Она действительно всего была красива, в мать, но после рождения Насти расцвела настоящей зрелой красотой: стройная фигура с мягкими округлыми формами, сияющая прозрачная кожа, водопад пшеничных волос, с которыми никак не могли справиться шпильки. Глаза с легкой раскосинкой отливали бирюзовой эмалью, нежно-розовые губы всегда чуть приоткрыты, словно готовые к поцелую, а носик пикантно вздернут, и тонкие ноздри подрагивают, как у чистокровной лошадки. - Но я… - неожиданно робко пробормотала она, отводя глаза. - Соглашайся! – жарко зашептал Иван Алексеевич прямо ей в ухо, щекоча щеку мягкой светлой бородой. – Будешь жить, как королева. Ну? Не желая соглашаться, Фира, тем не менее, почему-то никак не могла сказать «нет». От него исходила такая сила, что она задрожала. Колени стали ватно-слабыми, чтобы не упасть, пришлось прислониться к стене. - Дай руку! – властно приказал он, и Фира безвольно подчинилась. Иван Алексеевич достал из кармана пиджака и надел ей на палец золотое кольцо с искусно ограненным в виде цветка сапфиром. - Это я сделал для помолвки, - все так же жарко прошептал он ей в ухо. – Но если бы я знал… Черт подери, если бы не Федька, я бы сам на тебе женился. Пошла бы за меня? Продолжая мелко дрожать, она молчала не в силах сказать ни слова. Отец Федора смотрел на нее с дерзкой усмешкой. Он был похож на сына – вернее, сын на него, - но только ярче и сильнее. И глаза – пасмурно-серые, с тяжелым, холодным взглядом. Смотреть в них было трудно, а не смотреть, отвернуться – еще труднее. - Вышла бы! – уверенно сказал Иван Алексеевич и провел пальцем по ее щеке, от чего у Фиры зазвенело в ушах. |
