|
Именно тогда впервые и всплыла кандидатура польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III, как возможного претендента на русский престол, с воцарением которого могли бы утихнуть все раздоры. Обязательным условием с самого начала было крещение королевича по православному обряду, так как все помнили, как Лжедмитрий I ввел в Успенский собор Марину Мнишек без крещения, а лишь совершив обряд миропомазания. Но события тогда развивались быстрее чьих бы то ни было планов. В мае 1610 г., когда Тушинский лагерь распался, поляки захватили Филарета с собой в Иосифо-Волоколамский монастырь. Но по дороге он был „отполонен“ (т. е. освобожден из плена. – В. Б.) царскими воеводами.
И снова Москва. Теперь уже не осажденная, а полная ликования по случаю побед над „Вором“ князя Михаила Скопина-Шуйского. Но вот уже и князь мертв, и царские войска в июне вновь разбиты под Клушином. Обвинения летят на „несчастливого“ царя Василия, горестное его правление подходит к концу. 17 июля Василий Шуйский с царицей насильно пострижены. Поляки в это время стояли уже в семи верстах от столицы. А 7 августа в Москве на престол был избран королевич Владислав, находившийся еще в Польше. 17 августа „власти“ заключили договор с польским гетманом Жолкевским, и его гарнизон вошел в Кремль. А король Сигизмунд еще осенью 1609 г. перешел границу и осадил Смоленск. Воевода М. Б. Шеин отказался сдать город. В сентябре 1610 г. под Смоленск к королю выезжает посольство во главе с Филаретом, вновь Ростовским митрополитом, и боярином князем В. В. Голицыным. Послы везут инструкции, состоящие из десяти пунктов. Главное: тут же, не мешкая, в Смоленске, перекрестить королевича. Это должен был сделать Филарет. Поляки, уже хозяйничавшие тогда в столице, не случайно стремились изгнать оттуда Ростовского митрополита и Голицына. Дело в том, что и Михаил Романов, сын Филарета, и Голицын уже тогда считались реальными претендентами на трон и соперниками Владислава. Правда, пока еще жила уверенность, что только восшествие на престол „прирожденного государя“ положит конец войне. Голицына обвиняли в том, что он по дороге в Смоленск ссылался с „Вором“ и вообще имел с Филаретом договоренность действовать во вред королевичу и Сигизмунду. Но доводы, приводимые сторонниками этой точки зрения, ненадежны. Король встретил послов с почестями, однако положение их было неопределенным. Сигизмунд, как известно, потребовал целовать крест и сыну, и себе самому. Бояре в Москве решили подчиниться. 30 октября Жолкевский привез под Смоленск бывшего царя Василия Шуйского с братьями. Поляки хозяйничали в Кремле. Казалось, все развивается по ставшей уже привычной схеме. Вот-вот Шеин откроет королю ворота Смоленска, москвичи же поцелуют крест на верность Сигизмунду, и тот торжественно въедет в Кремль. Но именно в этот момент произошло нечто необычное. Дело в том, что под Смоленском перед нами как будто предстал другой, новый Филарет. Вернее, именно там мы и видим настоящего Филарета, тогда как до этого все еще жил и действовал Федор Никитич Романов». Это тонкое психологическое наблюдение исследовательницы подтверждается и ходом дальнейших событий. «Король прежде всего потребовал сдачи Смоленска, – продолжает В. Г. Вовина. – Тут-то, по сообщению летописца, Филарет и показал „первое крепкое стоятельство“, ответив Сигизмунду: „Как будет сын твой на Московском государстве и все Московское государство будет под сыном твоим, не токмо Смоленск, тебе, государю, не достоит стояти под вотчиною сына своего“. Такую же позицию занял и Голицын. Переговоры зашли в тупик, и послам стала „деяться“ великая „теснота“. Тут как раз ситуация в стране изменилась не в пользу поляков. В марте 1611 г. к Москве подошли отряды казаков и ополченцев. Теперь уже польский гарнизон оказался осажденным в Кремле». И получилось, что Филарет, точно почувствовавший изменение в общей обстановке, сделал правильный окончательный выбор. |
