Как только бронзовые гиганты пропали, а вместе с ними естественные любопытство и азарт, на меня накатил ледяной ужас. Теперь уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что этот затерянный остров находился во власти неведомых и недоступных нашему разумению сил. Опасливо озираясь, я лихорадочно искал, куда бы скрыться, но вскоре понял, что ничего путного все равно не придумаю, и побрел к палатке. Стараясь не разбудить Свида, я улегся на свое песчаное ложе, предварительно опустив полог, чтобы не видеть этих опостылевших ив, освещенных мертвенным лунным светом, а чтобы заглушить омерзительные завывания ветра, натянул на голову край одеяла.

III

Как нарочно, чтобы мне не пришло в голову внушать себе, будто все случившееся со мной не более чем сон, я долго не засыпал, и, даже когда веки мои наконец отяжелели, мной овладела всего лишь дремота: не покидавшая меня тревога мешала моему сознанию полностью отключиться, я постоянно был начеку.

Спустя какое-то время с меня слетело и это жалкое подобие сна. Резко вскочив от вновь накатившей волны почти животного страха, я сразу понял, что вызван он не буйствующими ветром и рекой — что-то иное назойливо вторгалось в мое тревожное забытье, пока не разбудило меня совсем. Я вдруг обнаружил, что не лежу, а сижу, стараясь не шевелиться, и — вслушиваюсь в ночь.

Снаружи доносился не то слабый прерывистый шорох, не то легкое постукиванье — по всей поверхности палатки. Видимо, так оно продолжалось уже довольно долго, но мне только сейчас удалось расслышать эти хаотичные звуки. Застыв от напряжения, я окончательно забыл про сон, а потом вдруг почувствовал, что стало тяжело дышать и что на меня как будто кто-то навалился, кто-то весьма упитанный…

Ночь была очень душной, но мое тело мгновенно покрылось холодным потом. Чуть позже я сообразил, что давят не на меня, а на палатку, причем со всех сторон одновременно. Значит, ветер все-таки и до нас добрался, налег всей своей невидимой тушей? Или там начался дождь? А может, капает с листьев? Кроме того, ветер мог донести с реки водяную пыль, она оседала на палатку, на лету собираясь в крупные капли…

Прокрутив в голове с дюжину вариантов, я вдруг понял, что произошло! Тополь — единственное на острове настоящее дерево, под которым стояла наша палатка, — не выдержал напора ветра и сломался! Сейчас он еще стоит, опираясь ветвями на наше хрупкое жилище, но при первом же резком порыве рухнет прямо на нас… Это его листья шуршат и трутся о брезент — пока… Я откинул полог и выскочил наружу, истошным голосом призывая на помощь Свида.

Я огляделся: дерево как стояло, так и стоит, на палатке никаких капель или брызг, ничего…

Сквозь листву уже пробивался холодный серый свет, тускло мерцал песок. На небе все еще толпились звезды, ветер продолжал громко завывать, костер окончательно потух, а с восточной стороны в просветах между кустами видны были слабые проблески зари. Уже несколько часов прошло с тех пор, как я, затаив дыхание, наблюдал за устремлявшимися вверх бронзовыми гигантами, теперь они казались мне просто ночным кошмаром, но даже воспоминание навевало ужас. До чего же мне надоел этот взбесившийся ветер! Невероятно измотанный бессонной ночью, с нервами, натянутыми до предела, я и не помышлял ни о каком отдыхе. Вода продолжала свое наступление. Плеск и рев речного потока гулко отдавался в воздухе, моя тоненькая ночная рубашка быстро намокла от разлетавшейся во все стороны водяной пыли.

Свид не отозвался на мой панический вопль, теперь его и вовсе было незачем будить. Я стал с пристрастием осматривать нашу стоянку: каноэ на месте, оба весла — тоже; с тополиного сука свисает мешок с припасами, вокруг все те же ивы — обступили со всех сторон, качаются… Вскрикнула, проснувшись, какая-то птаха, в сумеречном небе мелькнула стая уток.