Я услышал достаточно и осторожно пополз назад. Эти трое уже заканчивали и если бы поднялись, то увидели бы меня.

Итак, я был глупцом, самым глупым из всех нас! Этот сомнительный комплимент показался мне справедливым. Но, тем не менее, нужно было срочно что-то предпринимать. К полудню хаддедины должны быть освобождены. Но как?

Трое мужчин поднялись со своих мест. Значит, я отполз вовремя. Тот, кто выдавал себя за джиаф, произнес: «Идите, я должен сначала приглядеть за лошадьми». За ним-то я и последовал. Он, сам того не ведая, привел меня в лощину, по дну которой текла речушка. Здесь к стволам деревьев и кустарников были привязаны восемьдесят лошадей на таком пространстве, чтобы для каждой хватило выпаса. Место было светлое и солнечное, и от первой до последней лошади было всего восемьсот шагов.

Сверху мне все было отлично видно. Лошади были прекрасными, но мне особенно приглянулись шесть. Порадовало меня и то, что за всеми ними наблюдал лишь один курд. Справиться с ним было бы делом несложным.

Мой незваный помощник подошел к каурому коню с белым пятном на лбу, наверное, лучшему в табуне. Он явно был его хозяином, и мне захотелось отблагодарить его за комплименты. «В лучшем случае он пойдет домой на своих двоих».

Он переговорил накоротке с часовым и пошел в лагерь. Я последовал за ним, убежденный в том, что по дороге больше никто не встретится. Поэтому я шел близко-близко к нему.

По пути я насчитал шестнадцать хижин, образующих полукруг в тени деревьев. В самой большой поселился шейх Газаль Габойя – на ее макушке красовался большой тюрбан. Она находилась на ближнем ко мне конце полукруга, а рядом располагалась хижина с пленниками – перед ней сидели два курда с ружьями в руках.

Теперь я мог возвращаться к Халефу. Он все еще сидел на дереве. Я посвятил его в свой сложный план освобождения, а потом мы спрятались в месте, откуда можно было обозревать окрестности, и стали с нетерпением ждать. Такое ожидание всегда отнимает много нервов, в то время как само действие совершается спокойно и хладнокровно.

Прошло два часа, когда, наконец, внизу появился одинокий всадник.

– Это говорит о том, что они идут, – сказал Халеф.

– Быть может, ты видел высокую ель над углублением, где находятся лошади?

– Да, сиди.

– Двигайся туда и жди меня там. Я должен послушать, что скажет этот всадник. Возьми с собой Дояна, он мне сейчас не нужен. И оружие забери.

Он забрал собаку и ушел. Я же так близко подобрался к палатке шейха, что слышал, как там разговаривали. Едва я успел укрыться за стволом, как появился всадник. Он спрыгнул с лошади.

– Где шейх? – спросил он.

– Там, в своей палатке.

Газаль Габойя вышел наружу.

– Что ты привез?

– Воины должны скоро появиться.

– А беглецов не видели?

– Нет.

– Ваши глаза были закрыты.

– Мы несли вахту всю ночь. Мы прочесали все долины вокруг.

– Вон они идут! – крикнул кто-то за пределами лагеря. На этот крик все сбежались на поляну, оба стража тоже отошли от палатки. Они могли не опасаться – их пленники были связаны.

Ситуация была как нельзя более удачной. Одним прыжком я оказался за палаткой. Два удара ножом – и я внутри. Они лежали рядом со связанными руками и ногами.

– Мохаммед Эмин, Амад эль-Гандур, вставайте, живо! Две секунды понадобилось, чтобы перерезать веревки.

– Пошли, быстро!

– Без оружия? – спросил Мохаммед Эмин.

– Кто у вас его забрал?

– Шейх.

Я выбрался из палатки и огляделся. Никто не наблюдал за лагерем.

– Выходите и за мной!

Я подскочил к палатке шейха и нырнул внутрь, хаддедины – следом за мной.