И Кистна, как только подросла, много встречалась с местными жителями и, как и ее отец, училась понимать их верования и убеждения, характерные особенности и точки зрения.

Для других англичан, которых они встречали в Калькутте и позже, путешествуя по стране, любой индус был всего лишь аборигеном. Но для Лавеллов все эти люди были одинаково интересны.

Хотя они сами не осознавали этого, Джон Лавелл с женой были своего рода пионерами, потому что представители Ост-Индской компании думали только о развитии торговли и не интересовались больше ничем.

С первых лет своей жизни в Индии Лавеллы вовсе не стремились обращать местных жителей в христианство. Им это казалось глупостью и чрезмерной амбициозностью.

Они с подобающим уважением относились к местной принцессе и к религиозным воззрениям местных жителей.

И, главное, они тонко чувствовали красоту Индии.

Кистна помнила, как ее отец любовался закатом или, глядя на пустынную равнину, что лежала на другом берегу реки, с благоговением в голосе говорил:

— Может ли что-нибудь на свете быть прекраснее. Здесь чувствуешь, что приближаешься к Богу.

Ее отец находил своего Бога и в украшенных искусной резьбой храмах, и в пении паломников, совершавших омовение в священных водах Ганга, и в полете птиц, и даже, возможно, в болтовне обезьянок на ветвях цветущих деревьев.

В Индии красота наполняла их жизнь. И здесь в аббатстве она снова нашла ту красоту, что всю жизнь воспевал ее отец.

Она подолгу стояла перед картинами, зачарованная сказочными закатами Тернера, а яркие краски Рубенса напоминали ей шелка, атлас и драгоценные камни в одеждах магараджи. Ее приводили в трепет мистическая мифология Пуссена и божественное совершенство картин итальянских мастеров с их бесчисленными изображениями Мадонны.

Подобное одухотворенное выражение Кистна видела на лицах индийских женщин, когда одетые в цветастые сари они преклоняли колена в пыли перед придорожным святилищем или разбрасывали лепестки цветов в храмах, где воздух был пропитан благовониями.

Девушка ощущала красоту не только в каждой комнате аббатства, но и в парке с его огромными, древними дубами и озером, по которому плавали лебеди, словно корабли под парусами. И над всем этим был сам хозяин поместья.

С того момента, как Кистна впервые увидела его в дверях приюта, ее не покидала мысль, что она и не представляла, как красив может быть человек, обаятелен и властен.

Он напоминал девушке губернаторов, разъезжавших по Калькутте в плавно скользивших ландо на высоких колесах в сопровождении пехотинцев и почтенного эскорта из верховых. Девушке казалось, что ничто не может превзойти это величественное зрелище.

В присутствии маркиза создавалась та же атмосфера спокойной властности. И в то же время его доброта трогала девушку до слез.

— Какой же он необыкновенный! — то и дело повторяла про себя Кистна, нежно касаясь прелестного украшенного кружевами белья, которое прислала из Лондона мадам Ивонн. Оно было такое восхитительно мягкое и шелковистое, словно это феи соткали специально для него волшебную паутинку.

— Он чудесный! Восхитительный! — Девушка смутилась, заметив, что повторяет это десятки раз в день.

Чтобы доставить маркизу удовольствие, Кистна старалась делать все, о чем он ее просил, как можно лучше.

— Боже! Как мне повезло, что моим опекуном стал такой человек! — думала девушка.