Но маркиз был человеком прямым. Если кто-то начинал казаться ему скучным, он немедленно прекращал эти отношения, будь то любовное приключение или дружба.

— А Изобел об этом знает? — наконец спросил Уоллингхем.

— Я еще не говорил с ней, но сделаю это при первом же удобном случае. Думаю, она поняла намек: мы не встречались уже больше недели.

Перегрин припомнил, что видел грума в ливрее цветов Сидли в доме маркиза не далее, как сегодня утром. Он принес письмо, в котором, вероятно, леди Изобел достаточно красноречиво высказывала все, что не смогла сказать маркизу лично.

Наступило время рассказать Олчестеру о том, что беспокоило Уоллингхема с самого утра:

— Линден, вы готовы услышать известие, которое наверняка вызовет ваше раздражение?

Тон, которым это было сказано, встревожил маркиза куда больше самих слов, и он пристально посмотрел на друга.

— Это касается Изобел?

— Нет, не имеет к ней никакого отношения, — быстро ответил Уоллингхем. — Есть одно дело, о котором, мне кажется, я давно должен был вам рассказать, но не было подходящего случая.

— И он настал именно сейчас?

— Полагаю, данный момент не хуже любого другого, — уныло ответил Перегрин. — Кстати, я вспомнил, что в прежние времена короли рубили головы гонцам, принесшим дурную весть.

Маркиз засмеялся.

— И вы опасаетесь, что то же произойдет с вами?

— Во всяком случае, сейчас у вас в руках вожжи! — заметил Уоллингхем.

Олчестер снова засмеялся:

— Я не собираюсь вас бить, что бы вы мне ни рассказали. Но вы возбудили мое любопытство. Я теряюсь в догадках, о чем пойдет разговор.

— Это касается Бранскомба.

Маркиз застонал:

— А я-то старался забыть о нем! Хотя бы до тех пор, пока снова не увижу его чопорную физиономию на сегодняшнем обеде.

— Если верить его словам, ее величество восторгается им сверх всякой меры и считает, что он выглядит как джентльмен.

— Спаси нас Бог! — воскликнул маркиз. — По счастливой случайности Бранскомб считает себя не джентльменом, а аристократом. Это доставляет ему большее удовлетворение и позволяет еще больше раздуваться от сознания собственной важности!

— Как жаль, что мы не можем ему об этом сказать, — рассмеялся Перегрин.

— Что же такого вы собираетесь рассказать мне я нем, чего я еще не знаю?

— Я бы очень удивился, если б вам об этом сообщили, — заметил Перегрин. — Вам известно, как королева озабочена тем, чтобы все представленные ко двору были «соединены священными узами брака»?

— Княгиня Левина передавала мне слова королевы: «Мы хотим, чтобы все эти люди, которые так близки к королю, были бы столь же счастливы, как мы с моим дорогим супругом».

Маркиз так похоже изобразил королеву, даже голос его зазвучал слабо и сентиментально, что Перегрин торопливо проговорил:

— Осторожнее, Линден, как бы ее величество не поставила вас перед алтарем, прежде чем вы опомнитесь!

— Уверяю вас, она не сделает ничего подобного! — возразил маркиз. — Я не колеблясь заявляю, что женюсь не раньше, чем сам этого захочу, даже если за неповиновение королевскому указу меня отправят в Тауэр!

— В этом я не сомневаюсь, — улыбнулся Перегрин.