Солнечный свет падал на раковину широкой и уже горячей полосой, в которую попадала его рука, протянутая за расческой или зубной щеткой, лежавшими на полочке. День, видно, снова будет нестерпимо жарким. На площадке послышались шаги — это Юбер, уже обутый по-городскому. Стук ставней о стенку — это встает Кристиана. Из кухни доносится жужжание кофемолки. Один Максим не подает пока признаков жизни. На какое-то мгновение у Эрмантье возникло желание пойти и постучать к нему в дверь. Максим объяснит ему, что он делал с «бьюиком». Пожалуй, он совсем перестал стесняться… И, в общем-то, вполне мог воспользоваться ситуацией! Что ему стоило, например, написать на чеке сто тысяч вместо тридцати пяти!

Эрмантье обеими руками схватился за раковину. Эта мысль явилась ему внезапно. И теперь он стоял согнувшись, с полуоткрытым ртом, обуреваемый сомнением. Да нет, Максим не способен… впрочем, почему же, напротив, вполне способен. Эрмантье вспомнилось множество мелких обманов с его стороны. Обманы эти не имели большого значения или серьезных последствий и не мешали, конечно, Максиму быть симпатичным парнем!.. Он никогда не знал, как говорится, цены деньгам. Он слишком любил жизнь.

Намочив губку, Эрмантье провел ею по лицу и ушам. Что он выискивает? Разве Кристиана или Юбер не заподозрили бы неладное, если бы Максим позволил себе… Кристиана следит за счетом в банке, в денежных делах ее не проведешь! Да, но чек был подписан только на прошлой неделе. Придется подождать проверки счета. Хотя, пожалуй… «А может, есть кое-кто другой, кого следовало бы проверить, прежде чем винить меня». Клеман часто бывал в Ла-Рошели или в Сабле. Он слыхал разговоры в барах, вокруг казино… Максима ведь хорошо знали на побережье.

Эрмантье глотнул воды из стакана, которым пользовался его брат, запивая таблетки. Как это отвратительно — обвинять ни с того ни с сего, не имея никаких доказательств. «Вот до чего я дошел, — подумал Эрмантье. — Я не доверяю никому и ничему, потому что никого не вижу. Но, может, они по-своему правы, когда лгут? Нужно ли говорить правду больному?» А сам, презирая себя, уже задавался вопросом, какая цифра значилась на чеке — сто тысяч или больше?.. Скорее уж, сто пятьдесят… Почему бы и нет? А этот покровительственный тон Максима! Вполне естественно обращаться к побежденными на «ты», презирать их и обирать!

Каждое слово, каждое видение причиняло ему боль. Эрмантье выпил второй стакан воды. Затем кое-как повязал галстук, натянул пиджак. Проходя мимо каминных часов, он потрогал стрелки: четверть девятого. Кристиана должна быть уже одета. Он вышел, сосчитал двери.

— Можно войти?

Она открыла. Он осторожно протянул руку, словно пытаясь поймать исходившее от Кристианы благоухание, чтобы затем превратить его в черты, краски, линии силуэта, но уловил лишь запах изысканных духов, призрачное отражение существа, которое он так любил, и остался стоять с протянутой рукой, словно нищий.

— В чем дело? — спросила Кристиана. — Что случилось?

— Могу я поговорить с вами?

— Что за вопрос, Ришар! Послушать вас, так можно подумать, что вы здесь в гостях.

У него было именно такое чувство. Он вошел и прислонился спиной к двери, опасаясь коварных ловушек стульев и кресел.

— Я только накину халат, — сказала Кристиана.