Разумеется, так поступать и так мыслить мог только человек, проникнутый благоговением перед лицами священными а таким и был этот император. Если Константину приходилось встречаться с епископами, у которых в предшествующее гонение (Диоклетианово) был исторгнут глаз, то зная, что это служит знаком твердости в вере этих исповедников, он целовал избожденный глаз и почитал за счастье для себя поступать так. (Феодорит. Там же).

О чем другом, как не о глубоком почтении к духовному сану свидетельствует следующий рассказ, дающий понимать, что царь перед лицом епископа считал себя ничем не отличным от прочих мирян, хотя бы самого низшего сословия? «Ободряемый любовью царя к божественному, однажды я, говорит о себе Евсевий Кесарийский, просил позволения предложить в его присутствии слово о гробе Спасителя, и он внимал моему слову со всей охотой. В кругу многочисленного собрания во внутренних покоях дворца он слушал его вместе с прочими стоя. Мы предложили было ему сесть на приготовленный для него царский трон, но он не согласился и с напряженным вниманием разбирая, что было говорено, подтверждал истину догматов веры собственным свидетельством. Так как времени прошло уже много, а речь еще длилась, то я хотел было прервать слово, но он не позволил и заставил продолжить до конца. Когда же просили его сесть, снова отказался, прибавив на этот раз, что слушать учение о Боге с небрежением было бы неприлично и что стоять для него полезно и удобно» (4, 33). И другими разнообразными способами царь заявлял свою почтительность к епископам. Одним из самых видных способов этого рода было то, что Константин любил разделять свою царскую трапезу с епископами особенно по случаю каких-нибудь торжественных событий в его жизни. Один случай трапезования царя с епископами Евсевий описал с живым чувством очевидца и участника. По случаю двадцатилетнего юбилея своего царствования Константин устроил торжественный пир. Главными гостями на пиршестве были епископы. Пиршество устроено было во дворце; вокруг дворца расположена была почетная военная стража. Часть епископов возлегла с царем за одним столом, а прочие разместились по сторонам палаты. «Случившееся походило на сон, а не на действительность», – прибавляет восторженно историк (1, 42; 3, 15). Не ограничиваясь сотрапезованием с епископами, царь одарил их различными подарками, как бы на память о своем расположении к ним, причем подарки были не одинаковы, а соответствовали достоинствам одаряемых (3, 16). Выражением благоволения Константина к епископам служит, наконец и переписка его с этими лицами. Константин охотно получал письма от епископов и с удовольствием писал сам к ним письма. В своих письмах к епископам, а таких писем очень много, царь не иначе называет их, как возлюбленными братьями. Он в потребных случаях писал письма ко всем главным епископам провинций, т. е. митрополитам (2, 46). Но преимущественным своим доверием и уважением он отличал следующих епископов: Евсевия Кесарийского, которого он признавал «достойным епископства над всей Церковью» (слова самого Константина, 3, 61); св. Афанасия, епископа Александрийского, которого царь хвалил за «благоразумие и постоянство». (Афанасий. Защитительное слово против ариан. Творения его, 1, 278–280).

Макария, епископа Иерусалимского, которого он называл своим «возлюбленнейшим братом» (3, 52).