— Хватит, Пит! — сказал Джо Уоррен.

Питер Панто начал мелкими шажками придвигаться к Аделии. Правой рукой он рывками высвобождал из левого рукава какой-то предмет. Джо Уоррен схватил его за плечо, заставил развернуться и врезал ему кулаком в подбородок так, что тот опрокинулся на землю.

— Падаль! — грубо бросил он. И, пнув лежащего ботинком, прибавил: — Он действительно барышня!

Аделия совсем иначе представляла себе этот вечер. Она в жизни не подумала бы, что Джозеф может быть таким грубым, что он ни с того ни с сего ударит беззащитного мальчика. Охваченная возмущением, она готова была осыпать его упреками, и удержало ее от этого только воспоминание о покойном мистере Пламкетте. Не зря же покойный мистер Пламкетт чуть ли не тридцать лет твердил ей, что Господь благословит лишь тот дом, который прежде благословят люди.

К величайшему своему удивлению, она обнаружила, что нежданные гости незаметно втолкнули ее в прихожую, и мистер Вейс, одной рукой поддерживая мистера Панто, другой уже закрывает входную дверь.

Сделав над собой усилие, она сумела улыбнуться.

— Вам уже можно предложить чего-нибудь вылить? — спросила Аделия. (Похоже, появления третьей машины в ближайшее время не предвиделось.) — Или вы предпочитаете, чтобы я сначала проводила вас в ванную?

Гости дружно попросили для начала проводить их в бар.

У Аделии Пламкетт в доме не было бара в полном смысле этого слова.

— Оршад, черносмородиновый ликер, мятный сироп, оранжад, холодный чай? — спрашивала она, быстренько притащив в дополнение к трем стоявшим в курительной креслам три чиппендейловских стула из гостиной.

Пока она безуспешно старалась понять, почему после ее слов гости мгновенно и дружно оторопели, дверь курительной вновь распахнулась, и на пороге показалась закутанная в меха молодая женщина с распущенными по плечам платиновыми волосами, скромно повязанными платочком на русский лад.

— Вот уж скоты паршивые, точно могу сказать, что вы все здесь скоты паршивые! — сообщила платиновая блондинка, окинув собравшихся в комнате мужчин взглядом чернее тучи, хотя глаза у нее были зелеными. — Этим господам и дела нет до того, что с ними дама. Их совершенно не колышет, что у этой дамы палец на ноге вдрызг раздолбан. Интересно знать, кто из вас первым заметил бы, что меня не выпустили. Я с таким же успехом могла бы прождать до Страшного Суда!

Голос у нее был теплый, но грубоватый.

Джо Уоррен нахмурился.

— Миссис Шварц, жена профессора Шварца, — неохотно представил он блондинку. — Миссис Аделия Пламкетт…

Миссис Пламкетт, стоя с бутылкой оршада в левой руке и бутылкой мятного сиропа в правой, не знала, что предпринять.

Миссис Шварц вывела ее из затруднения.

— Как поживаете, душечка? — ласково спросила она, взгромоздившись на радиатор, отчего ее узкая юбка задралась до подвязок на чулках. — Люк, дайте, пожалуйста, сигарету!.. Прямо сказать не могу, душечка, до чего у вас замечательное гнездышко.

Вот так Аделия Пламкетт, стоя с бутылкой оршада в левой руке и бутылкой мятного сиропа в правой, одновременно узнала, что на самом деле Джо Уоррена зовут Люком, и поняла, что он имел в виду, говоря о гнездышке.

Аделия опасалась, как бы ужин — поданный Кроппинс очень неохотно — не затянулся сверх меры. Опасения оказались напрасными — гости в один голос стали упрашивать ее уйти, нимало о них не беспокоясь, и уверили, что она вполне заслужила отдых. Джо Уоррен даже настоял на том, чтобы проводить Аделию до двери спальни и, воспользовавшись тем, что они остались наедине, снова перед ней извинился и намекнул на лучшее будущее.