— Самоубийство? — ахнул я. — Вы собираетесь... утопиться?

Услышав мое предположение, он расхохотался — зашелся кашлем, скрежетавшим, как мел по доске.

— Утопиться? Так водная могила кажется вам столь омерзительной?

Он снова расхохотался.

Несколько секунд я в немом изумлении и тревоге смотрел на него, не зная, разговариваю ли я с нормальным человеком, или же...

Хаггопиан внимательно посмотрел на меня сквозь темные линзы своих очков, и взгляд этих невидимых глаз заставил меня медленно покачать головой, попятившись.

— Прошу прощения, мистер Хаггопиан, я просто... — все слова разом вылетели у меня из головы.

— Непростительно! — прохрипел он. — Мое поведение непростительно! Пойдемте, мистер Белтон. Возможно, там нам будет удобнее.

Он провел меня по коридору во внутренний дворик, обсаженный лимонными и гранатовыми деревьями. Там в тени стоял белый садовый столик с тростниковыми стульями. Хаггопиан резко хлопнул в ладоши, потом подвинул мне стул, а сам уселся напротив. Я снова отметил, что его движения казались странно неуклюжими.

На хлопок армянина отозвалась пожилая женщина, завернутая на индийский манер в шелковое сари, с прикрытой длинной шалью нижней половиной лица. Он бросил ей несколько гортанных слов на греческом. Она вышла, чтобы через несколько минут вернуться с подносом, двумя стаканами и английским пивом в запотевшей от холода бутылке.

Я увидел, что стакан Хаггопиана уже наполнен, но не смог узнать, что это был за напиток. Жидкость казалась зеленой, с густым осадком. Мы чокнулись, и он сделал большой глоток из своего стакана. Я последовал его примеру, потому что в горле у меня было сухо, как в пустыне; но, поставив стакан обратно на стол, я заметил, что Хаггопиан все еще пьет. Он проглотил всю мутную жидкость до капли, поставил стакан и снова призывно хлопнул в ладоши.

В этот момент я удивился, почему он так и не снял темные очки. Ведь мы же находились в тени. Но взгляд на лицо армянина напомнил мне, что, должно быть, у него какая-то аллергия. Я снова заметил тоненькие ручейки жидкости, бегущие по его щекам из-под загадочных линз. Молчание было нарушено, когда пожилая женщина вернулась со следующим стаканом питья для своего хозяина. Он сказал ей еще несколько слов перед тем, как она снова покинула нас. Я, тем не менее, не мог не заметить, когда она наклонилась над столом, насколько высохшим казалось ее лицо, с узкими ноздрями, изборожденной глубокими морщинами кожей и тусклыми глазами, глубоко запавшими под костистыми дугами бровей. Похоже, ее прямо-таки тянуло к Хаггопиану, она склонялась к нему, явно пытаясь обуздать видимое невооруженным глазом желание прикоснуться к нему.

— Она уедет с вами. Костас позаботится о ней.

— Я что, слишком на нее глазел? — спросил я виновато, внезапно ощутив странное чувство нереальности и разорванного времени. — Прошу прощения, — я не хотел быть невежливым.

— Ничего. То, о чем я должен вам рассказать, превращает в чепуху все остальное. Вы произвели на меня впечатление человека, мистер Белтон, которого не так-то легко... испугать.

— Меня можно удивить, сэр... но испугать? Кроме всего прочего, я был военным корреспондентом, и...

— Да, конечно, но есть ведь и более худшие вещи, чем ужасы войны.