— Расскажи мне об этом, — попросил Питер, дотрагиваясь до девушки. Дженнингс заметил, что дыхание Ланга учащается. — Это значило, что эффект второй инъекции подходит к концу.
— О чем вам рассказать? — спросила Лорис. — О пальцах с длинными когтями, которые разрывают ваши внутренности? Об ощущении, что вы — тяжелый шар, потому что иначе нельзя раздавить змей?
Питер во все глаза смотрел на Лорис.
— О чувстве, будто ваша кровь превратилась в жгучую кислоту, а кости высосаны и пусты, и вы рассыплетесь, если пошевелитесь?
Губы у Питера задрожали.
— Или о том, как стаи голодных крыс поедают ваш мозг? Грязных, голодных крыс? Или о том, что глаза ваши расплавились и вот-вот потекут по вашим щекам, как студень? Или...
— Хватит. — Тело Ланга тряслось, как при спазмах.
— Я говорила вам все это только для того, чтобы вы поверили мне, — сказала Лорис, — я помню свою боль так же ясно, как если бы я пережила ее вчера вечером, а не пять лет тому назад. Я помогу вам, если вы хотите этого. Забудьте о своем недоверии. Или вы не верите мне, или вы здоровы и полны сил, разве вы не понимаете этого?
— Милый, пожалуйста, — сказала Патриция. Питер посмотрел на нее, потом снова на мисс Хауэлл.
— Ждать больше нельзя, мистер Ланг, — сказала мисс Хауэлл.
— Хорошо! — Он закрыл глаза. — Хорошо, попробуйте. Я уверен, что хуже мне уже не будет.
— Быстрее же! — умоляюще сказала Пэт.
— Хорошо, — Лорис Хауэлл повернулась и подошла к своей красивой вместительной сумке, стоящей на полу. Дженнингс успел заметить, что в сумке лежит что-то очень странное и яркое. Лорис взглянула на доктора и его дочь.
— Пэт, молено тебя на минутку? — спросила Лорис.
Они отошли в сторону и стали о чем-то говорить. Дженнингс заметил, что обе посматривали на Ланга. Молодой мужчина снова начал дрожать. «Начинается», — подумал Дженнингс. «Джу-джу — это самое сильное языческое колдовство во всем мире», — пронеслось в его голове.
— Что? — послышался голос Пэт. Дженнингс взглянул на девушек. Пэт в шоке смотрела на мисс Хауэлл.
— Прости меня, я не сказала тебе об этом с самого начала, но никакой другой возможности спасти его нет.
Пэт подумала.
— Так значит, по-другому нельзя? — спросила она.
— Нельзя, — грустно подтвердила доктор Хауэлл. Патриция вопросительно посмотрела на Питера. Затем медленно кивнула.
— Хорошо, только поскорее, — сказала она. Без единого слова Лорис Хауэлл прошла в спальню со своей сумкой. Дженнингс заметил, что Пэт напряженно смотрит на дверь, за которой скрылась негритянка. Он ничего не понимал. Но ему было ясно, что Пэт боится чего-то совсем другого — другого, чем раньше.
Дверь спальни отворилась, и оттуда вышла доктор Хауэлл. Дженнингс, повернувшись к ней, чуть было не задохнулся. Лорис была обнажена до пояса, а вместо юбки на ней красовалось нечто вроде нескольких ярких платков, связанных вместе. Ее стройные длинные ноги были открыты, а ступни — босы. Дженнингс оторопело уставился на молодую женщину. Юбка и блузка, в которых она появилась здесь, скрывали и ее красивую, чувственную грудь, и ее женственные, округлые бедра. Неожиданно смутившись собственной бесцеремонности, Дженнингс перевел взгляд на Пэт. Теперь стало понятно, что за страхи одолевали его дочь — та ревниво смотрела на Лорис.
Дженнингс взглянул на Питера. Его лицо было сплошной маской боли, никакие другие чувства Лангу не были доступны. |