Вы сможете оценить по достоинству очарование свободы, которую получите здесь, в то время как в Европе приходится ежесекундно натыкаться на преграды, воздвигаемые вашей цивилизацией – злобной и догматической.

Да, племянничек, я мечтаю одарить вас благополучием, защищенным от недобрых ветров окружающего мира.

Я решил было завещать свое кругленькое состояние государству. Но в последний момент во мне шевельнулись угрызения совести, причину которых мне трудно определить. Перед моими глазами возник тот уголок Турени, где родились мы, нежное, ласковое лицо моей бедной сестры, преждевременно ушедшей из жизни. Я представил себе и вас – сначала упитанным карапузиком, потом юношей, которого я рад был бы прижать к сердцу и назвать своим сыном. Одним словом, мне трудно было противиться голосу крови.

Поэтому, милый мой племянник, настоящим письмом я объявляю вас единственным своим наследником.

Вам – поля моей Жаккари-Мирим! Вам – мои леса, луга, пастбища, залежи золота и бриллиантов! Вам – мои табуны лошадей, стада коров, овец! Вам – мои плантации табака, кофе, какао, сахарного тростника! Вам – все мои запасы – дома и в магазине! Вам – серебряные слитки и бриллианты, хранящиеся в Имперском банке Рио-де-Жанейро! Одним словом, вам – все, чем я владею. И при этом я ставлю только одно условие: чтобы вы лично приехали сюда, на фазенду Жаккари-Мирим, в Бразилию, принять все это состояние. В противном случае наследником будет государство, а вы так и останетесь жалкой канцелярской крысой.

Я кончил, и счастливого вам путешествия, дорогой племянничек!

Ваш американский дядюшка

Леонар ВУАЗЕН.

P. S. Вы получите это письмо, когда мой управляющий, славный малый, которого я вам рекомендую, похоронит меня в моих владениях, но достаточно далеко от дома, чтобы не смущать живых.

Могила – зрелище печальное. Приходите иногда меня навестить».

– Жак, – задумчиво сказал Жюльен, закончив чтение, – я только что признал, что ваш дядюшка – философ, теперь я бы добавил, что у него золотое сердце. За строками письма, в каждом слове – переливающаяся через край сентиментальность, желание нести тепло и ласку. Этого не скрыть даже изящной иронией. Буду откровенен с тобой, ты совершил большую глупость, отказавшись тогда навестить этого прекрасного человека. Что теперь ты думаешь делать?

– Если бы я знал! Меня охватывает ужас при одной мысли о том, чтобы подняться на корабль!

– Ты что, болен?

– Это хуже, чем обычная болезнь. Хуже всего на свете.

– Трусишь? Впрочем, не может этого быть, я видел тебя в драках. Ты сражался как лев. Уж я-то помню!

– А что бы ты сделал на моем месте?

– Проще простого! Побежал бы в транспортное агентство и заказал билет на первый же пароход, идущий в Бразилию. А там бы уж возложил цветы на могилу, что вдали от дома.

– Я знаю, что умру в пути.

– Фу-ты, мокрая курица!

– Ты не знаешь, что такое морская болезнь!

– А ты знаешь?

– Увы! Однажды, себе на беду, я решил совершить прекрасную водную прогулку из Гавра в Кан и по возвращении рассказать моим коллегам об этом путешествии. Но едва я ступил на сходни, со мной начало твориться нечто невероятное – как при холере или белой горячке. А когда пароход отправился в путь, стало совсем худо.

– Обычная морская болезнь!

– Наверное. Но такой силы, что и матросы и пассажиры, глядя на меня, испытывали не только сочувствие, но и отвращение. Не в силах подняться, истерзанный беспрерывными рвотными позывами, лежал я, словно грязное животное, в собственных нечистотах, уверенный в том, что конец мой близок.

– Потом к морю привыкаешь.