[Нанайцы (то же у орочей и удэгейцев)] Выдра приходит играть с Вороной, прыгает в кипящий котел, Ворона закрывает крышку, Выдра появляется в дверях. Ворона пытается повторить трюк. Выдра долго ждала, нашла в котле сварившуюся Ворону.

[Юкагиры] Сказочный Старик (так принято переводить на русский обозначение местного то ли трикстера, то ли демона) навещает Тэбэгэя, у которого топор сам колет дрова. Вернувшись к себе, Сказочный Старик втыкает топор в дерево, уходит спать. Топор остается на прежнем месте. Тэбэгэй кладет в котел снег, варит, достает мясо. У Сказочного Старика снег просто тает. Тэбэгэй ударяет свою слепую жену ножом, она прозревает, Сказочный Старик рубит свою топором, убивает.

Эскимосский вариант демонстрирует наибольшее сходство не с сибирскими и даже не с территориально относительно близкими мифами тлинкитов, хайда и цимшиан, а с записями, сделанными среди нутка, то есть гораздо дальше от Берингова пролива.

[Эскимосы (Чукотка)] Чайка-отец называет всех своих дочерей Мамана. Он велит жене убить и сварить старшую, сохраняет ее кожу, девушка оживает. Когда Чайка гостит у Ворона, тот делает то же самое со своей дочерью, она не оживает.

[Нутка (вакаши, остров Ванкувер)] Ворон и Икринка гостят у человека Трески. Тот запекает своих десятерых дочерей, они превращаются в треску, он кормит гостей, кости бросает в море, девушки возрождаются. Ворон запекает своих двенадцать дочерей, те гибнут.

Показательно, что мотива неумелого подражания нет у северных атапасков — основных обитателей канадской тайги и лесотундры от Гудзонова залива до внутренних областей Аляски. Исключение составляют карьер и чилкотин Британской Колумбии, чьи мифы и сказки больше похожи на записанные у сэлишей, нежели на характерные для остальных атапасков. Набор мотивов в мифологии северных атапасков систематически отличается от наборов, характерных для других индейцев. При поверхностном взгляде это можно и не заметить, ибо многие мотивы атапасского происхождения заимствованы алгонкинами или сиу, а от тех многое в свою очередь перешло к атапаскам. Но если разбираться с каждым мотивом особо, определяя его исходную приуроченность, то значительные отличия атапасков от их соседей становятся несомненны. Достаточно сказать, что у северных атапасков вообще не обнаружены представления о созвездиях.

Лингвисты и генетики давно склоняются к мнению об особом происхождении атапасков, скорее всего пришедших в Америку позже, чем все прочие группы индейцев. Точнее речь идет о семье на-денэ, в которую входят также ияк и тлинкиты. Однако эти давно отделившиеся от атапасков и переселившиеся к берегу Тихого океана группы слишком невелики по размерам своей территории, чтобы сохранить особую, ясно отличную от других, мифологическую традицию. С какими сибирскими культурами следует связывать предков на-денэ, а с какими — предков других групп индейцев, пока не ясно. В лингвистике существует гипотеза об отдаленном родстве на-денэ с енисейскими языками. Последний живой представитель енисейской семьи, кеты, расселены сейчас далеко на севере вдоль нижнего Енисея, однако в XVIII веке народы енисейской семьи жили в Южной Сибири. Есть и еще более рискованная гипотеза касательно отдаленного родства енисейских, северо кавказских и тибето-бирманских языков, причем к этому объединению иногда подключают и язык бурушаски в пакистанском Кашмире. Удастся ли подобные гипотезы когда-нибудь подтвердить или опровергнуть, сказать трудно. Однако данные мифологии могут в будущем сыграть свою роль в решении подобных проблем.

Мотив неумелого подражания незнаком и американским эскимосам. На этом фоне популярность как этого, так и других трикстерских мотивов среди всех (кроме северных атапасков) североамериканских индейцев особенно бросается в глаза. Записанные у них тексты на сюжет «неумелого подражания» исчисляются сотнями. Приведем лишь несколько примеров.