– Неубедительно, но допустим. И что из этого?

– Комар тоже оказался в переулке не по своей воле, – ответил Ванзаров.

– Повезло горемыке: зарезали позже, а городовой нашел первым его.

– Забыл спросить: сколько прошло времени между двумя убийствами?

– Очень мало, полчаса, не более того… Судя по температуре тела.

– Это важный факт.

– Других у меня не бывает, коллега!

– Тогда простой вопрос: что заставило двух крепких, отчаянных мужиков бежать?

– Вы меня спрашиваете? – поинтересовался Лебедев.

– Нет, психологику, – последовал ответ.

Аполлон Григорьевич чуть не выразился крепко и витиевато, как умел, чем и заслужил почет у городовых. В самом деле, склонность его друга везде и во всем находить сложность порой утомляла. Для чего строить концепции, когда и так все ясно как белый день. Район опасный, ночь темная, всегда найдется кто-то, кто не побоится ни Комара, ни Рябчика, превзойдя их лихостью, рука его будет тверда, а желание занять трон уличного короля – нестерпимо. Да и пристав в чем-то прав: такие шустрые ребята рано или поздно найдут себе конец не ножом, так топором или пулей. В общем, поражение в пари надо принимать с достоинством, а не придумывать увертки.

– Полагаете, я излишне усложняю?

Способность Ванзарова читать мысли приводила в изумление только новичков. Лебедев давно привык и виду не подал. Он лишь заметил, что тут надо работать не его умной головой, а ногами чиновников участка. Обойти окрестности и узнать, кто был с Комаром и Рябчиком в сложных отношениях, таких сложных, что захотел от них избавиться. Скорее всего, в том самом кабаке Пенкина случился конфликт, который и закончился в темном проулке. Найти убийцу – дело двух дней, если приложить старание. А в этот раз приставу Давыдову деваться некуда: найти придется.

– Зачем же позвали меня взглянуть на рану?

На этот вопрос Лебедев и сам ответить не мог. Опыт говорил ему, что в этом убийстве есть какая-то мелочь, занозинка, которая мешает признать его окончательно примитивным. Взять хотя бы то, что криминалист не мог сразу определить, каким оружием нанесены удары. Досада его вылилась в упрямство.

– Аполлон Григорьевич, вы же знаете, что я прав.

– Нет, не знаю и знать не хочу… – резко ответил Лебедев, которому поднадоело хождение кругами. – Пока не осмотрю раны, выводы непозволительны. Тем более у нас пари. Которое вы проиграете.

– Но вы согласны, что это не грабеж?

– Ничего не слышу! – Криминалист заткнул свободным пальцем ухо. – Меня ждут трупы, которые не знают психологики.

– Тогда передайте приставу мою просьбу: собрать завтра утром в участке всех городовых, что сегодня были на дежурстве.

Это Лебедев обещал исполнить с легкостью. Он взглянул на своего друга, который насупился и в задумчивости водил ботинком по сырому снегу. У Аполлона Григорьевича заскребло на душе, и он испытал нечто похожее стыд за то, что на ровном месте проявил характер. Дальним умом криминалист понимал, что Ванзаров скорее всего прав и в этом деле далеко не все так ясно. Но нельзя же все время бегать у младшего на веревочке. Он ведь тоже в каком-то смысле – гений.

Дружески хлопнув Ванзарова по плечу, Лебедев предложил не мучить голову домыслами. Хотя бы сегодня.

– Пропал наш загул в «Данонъ», – добавил он. – Нехорошо получилось, пригласил вас и обманул. Готов загладить вину по высшему разряду.

– Дадите покопаться в свежем трупе?

– Была бы охота портить хороший материал. Нет, дорогой мой, нас ждет развлечение похлеще: приглашаю вас в театр!

– Они же закрыты, – машинально ответил Ванзаров, полагая, что его зовут в варьете, веселых и отзывчивых актрисок которых Лебедев чрезвычайно уважал.