Изменить размер шрифта - +

 

Как скучно быть кариатидой, подпирать какой-то некрасивый балкон.

 

Жить на такой планете – только терять время.

 

Напился так, что уже мог творить различные мелкие чудеса.

 

По всему полуострову зазвучали сигналы к обеду.

 

Крымский сад: иудино дерево, кукуля, кедр, тисс, благородный лавр, миндаль, кипарис, магнолия, дуб, ель, ель голубая.

 

Приехал отдыхать какой-то кинематографист в горностаевых галифе с хвостиками.

 

Начался сезон, и на полуострове ударили сразу двадцать тысяч патефонов, завертелись и завизжали пятьдесят или пятьсот тысяч пластинок.

 

Девушка-былинка.

 

Подали завтрак: холодное масло, завинченное розами, овальную вазочку с редиской, на длинной тарелочке – холодную баранину, телятину и просвечивающую насквозь браунтвепгскую колбасу, два яйца в мешочке, три ломтя сыру, сырную пасху, свежий темный хлеб. Море было пустынно, как все эти дни, и ослепительно сверкало.

 

Холодный, благородный и чистый, как брус искусственного льда, подымался «Импайр Стейт Билдинг».

 

Любовь к этим словам неистребима. Глубоко, на дюйм врезаны они в кору деревьев.

 

Тихомандрицкий. Мемфисов.

 

Если бы глухонемые выбирали себе короля, то человека, который говорит хорошо, они бы не взяли. Слишком велик был бы контраст.

 

Когда питекантроп заметил, что у него нет хвоста, он ужасно огорчился. Он думал, что это ставит его в зависимое положение от обезьян. Он даже не понимал, что он и есть владыка мира. Жена его, молодая питекантропка, долго пилила его и жалела совершенно открыто, что не вышла замуж за одного орангутанга, который ухаживал за ней прошлым летом.

 

Чувство уюта, одно из древнейших чувств.

 

Мама истицы говорила чудным музыкальным русским языком.

 

Разговор по междугородному телефону: «Есть повидло бочковое! Покупать? Не надо? Кончено! Есть варенье бочковое! Покупать? Не надо? Кончено!»

 

Сквозь лужи Большой Ордынки, подымая громадный бурун, ехал на велосипеде человек в тулупе. Все дворники весело кричали ему вслед и махали метлами. Это был праздник весны.

 

«На вашем месте я бы сидел на месте».

 

«Отец мой мельник, мать – русалка».

 

Судья: «А вы скажите суду по части отреза».

 

Колонна-Берлинский. Конечно, он оказался никакой не Колонна, а просто Берлинский, просто жулик, или новейший Хлестаков, как он называется в книге «Из залы суда».

 

Комиссия прошений, на высочайшее имя приносимых.

 

Великобританский подданный Николай Гарвей и графиня Менгден обвинялись в краже книг из издательства Девриен и продаже их букинистам.

 

Капитан Юстицкий.

 

Гидротерапевтическое заведение доктора Теодора Келлера в Париже. Здесь имел пребывание Юрий Попов, когда ему подали однажды визитную карточку: «Полковник Меранвиль де Сент-Клер».

 

Фурорная певица г-жа Милликети, по паспорту шлиссельбургская мещанка Ефросиния Кузнецова, обвинялась в исполнении нецензурной шансонетки «Шар».

 

Протоиерей гроба господня.

 

Среди этуалей.

Быстрый переход