Изменить размер шрифта - +
Мне сейчас ничего уже не страшно. Боюсь, что умру внезапно, так и не сделав чего-нибудь стоящего. Сердце подводит. Через день в кабинет «скорую» вызывают. Говорят, уходи с работы. Но как я уйду, если в ней моя жизнь? Я все здесь знаю на ощупь, всех рабочих по имени, как у них дела. Они это ценят. Скольких я от водки отучил, в семью вернул. Недавно беженец из Чечни устроился у нас работать. Декабрь, а он в плаще тонком — вещи все в Грозном пропали. Я приказал за свой счет его одеть. Зато я знаю, что мои люди работают и думают только о том, что они делают, не болит у них душа ни за дом, ни за семью.

Я, не перебивая, молча слушала этот монолог. Мужество, уверенность, сила и столько боли и отчаяния сочетались в этом человеке.

— Знаете, — продолжал он, — я благодарен вам за то, что вы здесь, слушаете меня. Я наблюдал за вами весь день, Марина. Вы — профессионал высокого класса. И дело не только в языке. Я видел, что вы утомлены, но вы ни на минуту не сбавили темп и оставались такой же спокойной и доброжелательной. Вы были четки, организованны, ничем не показали своего раздражения от несуразности наших деятелей. Они отличные ребята, но прямо с производства, учатся на ходу, не все получается сразу. И благодаря таким людям, как вы, они учатся мастерству. Вы — умница и чудесная женщина.

Он вздохнул.

— Когда я слышу об активных женщинах, мне становится так обидно. Я вспоминаю сразу свою жену — ничего не хочет делать. Только читает дамские романы и смотрит сериалы. А ведь была умная красивая девушка. Тоже о чем-то мечтала, хотела чего-то добиться. Да я сам виноват, сбил ее с толку. Знаете, как мы поженились?

Он остановил машину, выключил зажигание и повернулся ко мне. Мы находились на какой-то возвышенности, перед нами как на ладони раскинулся город, сверкали редкие огоньки окон, светился факел нефтеперерабатывающего завода. Мой спутник тем временем продолжал:

— Я был видным парнем там, в Узбекистане, комсоргом, капитаном волейбольной команды, занимался борьбой, имел авторитет. Городок-то крошечный. Все девчонки строили мне глазки, но приехала Галя, и я решил: «Новенькая будет моя». Она приехала пожить у сестры и подготовиться на юрфак на следующий год. Я стал за ней ухаживать, но, наверное, не любила она меня никогда. Однажды я пришел к ней. «Галя, — говорю, — выходи за меня замуж». Она гладила белье и, не отрываясь от утюга, кивнула в сторону окна: «Вон паспорт, на подоконнике лежит».

Ах так, думаю. Взял ее паспорт и в ЗАГС. Там у меня дружок был, расписал нас сразу. Когда я ей паспорт со штампом показал, она чуть не упала. Но деваться было некуда. Стали жить. И всю жизнь она меня пилит, пилит. Я много работал, а она мне устраивала скандалы, что я по бабам бегаю. От секретарши моей требовала отчет, где и с кем я бываю. Уходила от меня раз десять, потом возвращалась. Разводиться с ней не могу, чувствую, что виноват перед ней на всю жизнь за свое молодечество, за ЗАГС тот, за ту жизнь, которая могла бы у нее быть и которой нет. Мне сейчас так легко стало, что я вам это рассказал. Вы умеете слушать. Можно мне позвонить вам, когда я буду в Москве? Завтра я приеду проводить вас в аэропорт.

— Спасибо, Андрей. Успеха вам! Все будет хорошо, — ответила я ему слоганом из телерекламы.

Коротко просигналив, машина умчалась.

Утром меня разбудил Зигфрид, деликатно постучавшись в дверь. Пора улетать. До последней минуты я искала глазами в толпе провожавших в аэропорту высокую фигуру Решетова. Он не пришел. И не позвонил.

Наверное, никому не захочется встретиться второй раз с попутчиком, которому неожиданно выкладываем свою жизнь, зная, что наутро, сойдя с поезда, мы уже не увидим друг друга. Я была тем самым попутчиком в поезде Андрея. И только.

 

ОШИБКА

 

Из всех праздников больше всего я люблю Новый год.

Быстрый переход