Гриша, стоя рядом, подхватывал у нее вымытые тарелки и протирал полотенцем, взглядывал на нее искоса с улыбкой.
– Значит, на все лето тебя в няньки определили, Катенька? – наливая себе вторую кружку чаю, спросила Анастасия Васильевна.
– Ага… Мы с Мамасоней решили обязательно Ленке помочь. Она одна осталась с детьми, и садик как раз на ремонт закрыли.
– А почему она одна осталась?
– Так ее муж бросил…
– Да ты что! С тремя детьми?! Надо же… А родители-то у вас есть?
– Нет, Анастасия Васильевна. Погибли они, когда мне только год исполнился. Нас старшая сестра вырастила, Соня. Мамасоня…
– Вот оно что… – грустно протянула женщина, подперев щеку кулаком и с жалостью глядя Кате в спину. – И как она теперь, сестренка твоя, с детьми своими управится… Ведь мал мала меньше!
– Да ничего, справится! Мы же поможем!
– Переживает, наверное?
– А то! Конечно, переживает. Когда ее утром увидела, аж сердце от жалости подпрыгнуло! Бледная вся, глазюки опухшие и еще больше похудела, по-моему… И что с ней делать, не знаю. Она ж тихоня у нас, категорически безответная.
– А ты не такая? – вставил свой вопрос Гриша, беря у нее из рук очередную тарелку.
– Я?! Я себя в обиду никому не даю! Еще чего не хватало! Да что я – мне бы Ленке помочь.
– Молодец, Катюша. Так и надо, – одобрительно произнесла Анастасия Васильевна, улыбнувшись. – Молодец!
– А я вот слышал, что в таких случаях женщинам советуют обязательно ремонт в квартире сделать и любовника завести…
– Это где ты такое слышал, Гриш? – смеясь, спросила Анастасия Васильевна у сына.
– А вчера по телевизору программу одну смотрел, как женщин из кризиса развода выводят. Сказали, обязательно надо им какой-нибудь отвлекающий фактор организовать. А что, Кать? Давай твоей сеструхе тоже ремонт в квартире забабахаем, а?
– Ага! А потом сразу мужика нового найдем!
– А что, и найдем!
– Ой, как у вас просто все, я смотрю, деточки… Да мало ли что по телевизору насоветуют? – тяжело вздохнула Анастасия Васильевна. – Тут не один год пройдет, пока в себя-то придешь… Я ведь тоже с Гришей с пятилетним одна осталась. Помню, как это все тяжело было. Хоть и не совсем я молодая была, а все равно. Да и ребенок у меня один был, а тут сразу трое…
– Мам, ну чего ты тоску наводишь? Мы что, плохо с тобой жили?
– Да хорошо, сынок, хорошо мы жили. Ты у меня просто золото! И в институт сам поступил, и помогаешь всегда. Но все равно бедную девочку жалко! Сколько ей лет-то, Кать?
– Двадцать пять.
– Ой господи! Дите еще совсем. А старшей вашей сестренке сколько?
– В этом году будем сорок отмечать. Она мне как мама…
– Ну, это понятно! Тоже переживает, наверное?
– Ага… – вздохнула Катя. – Переживает. Плакала даже, когда я сюда уезжала.
– Ну а этот, отец-то ребятишек, о чем думает? Наплодил детей, а теперь вот…
– Да детей Ленка сама хотела. Он вообще против был. Да ну его! Он нам с Соней никогда и не нравился. Это Ленку нашу знать надо – только она с таким придурком жить и может.
Вытерев руки о полотенце, висящее на Гришином плече, Катя по-свойски уселась за кухонный стол, приняла из рук Анастасии Васильевны чашку с чаем.
– Как хорошо у вас… – оглянулась она вокруг. |