|
Марджи на какое-то время затаила на него обиду, но все его замечания и пожелания приняла к сведению. Ведь, наверное, неспроста его имя было так широко известно и уважаемо в издательских кругах Америки – у Фернандо была безошибочная интуиция на хорошую журналистику. И он обладал ею не только благодаря многолетнему профессиональному опыту и наблюдениям за авторами; эта интуиция, казалось, была у него в крови. Поэтому Марджи ужасно обрадовалась, когда попала под его опекунское крыло и он стал ее негласным наставником. Их общение стало более активным и, разумеется, нередко выливалось в искрометные, оживленные беседы. Иногда даже слишком оживленные, когда их мнения расходились по полюсам, споры переходили в ссоры, а от ссор было рукой подать до ругани. Впрочем, в подавляющем большинстве случаев она не спорила и сразу соглашалась с его доводами, что в немалой степени способствовало улучшению качества ее работы.
Спустя какое-то время после появления ее публикации в «Вечернем часе» руководство газеты выдвинуло способную молодую журналистку на очередное повышение, однако Фернандо посоветовал ей отказаться. Марджи недоумевала. Но на следующий день все прояснилось: оказывается, он уже подготовил для нее другое предложение – взять интервью у главного редактора одной из своих собственных газет, которая в сравнении с «Вечерним часом» имела больший тираж и занимала на рынке периодических изданий более престижное положение. Направляясь в редакцию этой газеты, Марджи нервничала, сильно волновалась. Предстоящее интервью, рекомендованное самим Фернандо, она рассматривала как чуть ли не решающий, поворотный момент в своей профессиональной судьбе. Интервью было успешным. А полторы недели спустя, когда Марджи направлялась в кафе на встречу с Фернандо, приоритеты в ее жизни уже поменялись местами. Она поняла, какое мизерное значение имеет теперь для нее работа. О своей беременности Марджи узнала за несколько дней до назначенной встречи с Фернандо. Мысль о том, что она носит под сердцем его ребенка, заслонила, вытеснила из головы все остальные. Ничто другое просто не шло ей на ум. К тому же ее ни днем, ни в бессонные ночные часы не покидал страх, потому что, несмотря на объединявшее их ненасытное сладострастие, она, по существу, не знала, какие чувства испытывал к ней Фернандо. За все время их знакомства он ни разу даже не произнес в ее присутствии слова «любовь» или «люблю», ни разу не назвал ее «любимой». Усевшись за столик в углу кафе и пытаясь заранее подобрать слова, которые она собиралась сказать Фернандо, Марджи вдруг осознала, как ей безумно хотелось услышать от него признание в любви и как сильно она сама привязалась к нему. Она обожала и боготворила его, сходила с ума по нему, хотела родить от него ребенка, а мысль о том, что они могут навсегда расстаться, приводила ее в ужас, леденила кровь. Фернандо вошел в кафе на четверть часа позже условленного времени. Оглядев зал, он увидел, как она машет ему рукой, и стал быстро пробираться через толпу. Добравшись до столика, он сел напротив нее и сказал: – Извини, что опоздал. В моем офисе сегодня с утра творилось что-то невообразимое. Сразу свалилось столько документов, писем, телеграмм, по телефону посыпались какие-то запросы, вопросы, причем в основном не по адресу… – Вид у него был растерянный, а тон рассеянный. – Обстановка в нашей редакции тоже была не мёд… Уловив в ее голосе нотки нервозности, Фернандо сразу поспешил обрадовать ее приятной новостью: – Ты произвела на Томаса Честертона очень хорошее впечатление, и тебя утвердили в новой должности. Марджи меньше всего была настроена сейчас говорить о работе, но после паузы ей все-таки удалось изобразить подобие улыбки и произнести в ответ нейтральную фразу: – Что ж, благодарю за добрую весть. |
