Она бросила на меня недовольный взгляд, но промолчала. Зато я униматься не собиралась.

— Вот скажи, зачем в городе нам целый ящик с травами? Там же аптеки на каждом шагу!

— А я еще, пустая твоя голова, пожить на этом свете хочу. Правнуков увидеть! Так что буду обходить твои аптеки десятой дорогой. Да и лечить буду, как и здесь.

— В городе? — такое заявление меня, признаться, удивило. — Ба, кого там лечить? Там больницы.

— Так и здесь больница, — отмахнулась она. — А народ весь вон там, за нашим забором с хворями своими стоит. Ты, Катерина, если не понимаешь разницу между химией и натуральными отварами да настоями, так лучше молчи.

— Молчу, — фыркнула я.

— Вот и молчи!

— Я и молчу!

— Нет, не молчишь!

— Молчу я, ба. Сложила же все в ящик, как ты и говорила, значит, молчу.

Нашу легкую перебранку оборвал сигнал автомобиля. Послышался противный хлопающий звук и у ворот показалась знакомая серая иномарка.

— А вот и Гриня! — Бабушка тяжело поднялась. — Все, встречай жениха!

— Он мне не жених, — проворчала я, но все же улыбнулась гостю.

Водительская дверь открылась, и из машины выбрался высокий, статный парень. Наш бывший сосед стал настоящим красавчиком, но сердце мое не трогал. Больше как брат, тяжело как на мужчину смотреть на того, с кем на одном горшке сидела.

— Клавдия Никаноровна, Катюха, извините, чуть задержался, — Гриня поспешил к нам.

— Да чего извиняться, — забурчала бабуля, — не посреди леса же ночевать бросил. Бери, внучка, Кузьку и пошли. Хватит тут душу рвать!

Хмыкнув, я подняла переноску и отправилась к машине.

— А вещи? — Гриня заглянул на кухню через закрытое окно.

— Только эти на веранде, — я указала на две хозяйственные клетчатые сумки. — Остальное еще утром на «газели» отправили. Семен повез пожитки наши. Уже, наверное, там нас ждет.

— О, тогда лучше поторопиться.

Гриня схватил сумки и утащил к багажнику. Оставив их там, подбежал ко мне и учтиво открыл дверь, зная, что у меня вечно с этим проблемы были.

Не любила меня техника.

Впрочем, как и бабушку. Из всех бытовых приборов только холодильник да тостер у нас прижились. Все остальное с завидной периодичностью пыталось испустить дух.

— Забирайся, Катюша, — Гриня скользнул рукой по моей талии и на мгновение приобнял. — Дорога неблизкая. Сразу ноги вытягивай. И там сзади маленькие подушки.

— Спасибо! — Я кивнула и, смущенно отстранившись, запихала вперед себя Кузю, который принялся жалобно мяукать, будто машин отродясь не видал.

— Уймись, бес хвостатый! — рявкнула бабуля и, бойко открыв себе дверь, оказалась в салоне вперед меня. — Где тут твои подушки, милок? Куда ноги протягивать?

— Вот протягивать их, Клавдия Никаноровна, не надо, особенно в моей машине, — с жалобным видом выдал Гриня.

Я засмеялась в кулак.

— Поговори мне тут, чудо болотное, — не осталась в долгу деревенская ведьма и, обернувшись, сдернула для себя две подушки, пристраивая их к дверям.

Гриня, все так же веселясь, пошел укладывать наши сумки в багажник. Удобно устроившись, я приоткрыла переноску и нарвалась на ошалевший взгляд кота.

— Не поверишь, Кузь, сама на нервах, — шепнула ему.

Кот натурально вздохнул и обреченно уложил голову на лапы. Все отловился он мышей. Впереди только двушка на краю парка и вареная курица с котлетами.

— Кузя, — я погладила страдальца за ушком, — считай, на пенсию едешь к сытой и спокойной жизни.