|
Ты же моя любимая модель, а я на все готова, лишь бы угодить любимой модели. – Надеюсь, ты ко мне благосклоннее, чем к Нарциссу, – поддела ее Леда. Девушка подошла к грубо сколоченному деревянному столу, стоящему в глубине норы, в которой мать и дочь жили вдвоем восемнадцать зим, с рождения Мари. Своды норы украшал пышный мох-светожар, а с потолка над столом, словно живые люстры, свисали гроздья грибов-фонариков. Когда Мари повернулась к столу, улыбка, которую она изобразила ради матери, сбежала с ее лица. Девушка взяла лист плотной бумаги из растительных волокон, тщательно измельченных вручную, и обернулась. Она улыбалась Леде уже по-настоящему. – Смотрю на свой рабочий стол, на мох-светожар и грибы-фонарики над ним, и всякий раз вспоминаю твои легенды о земных духах. – Ты всегда любила истории, что передают Жрицы луны из поколения в поколение для забавы и в назидание дочерям, хотя правды в них не больше, чем в мифе о Нарциссе и бедняжке Эхо. Мари по-прежнему улыбалась. – Когда я рисую, для меня они все оживают. – Ты часто это повторяешь, но… – начала Леда, однако осеклась на полуслове. Она ахнула от восхищения, едва взглянув на набросок. – Мари! Какое чудо! – Леда взяла из рук дочери листок, вгляделась внимательнее. – Честное слово, на сей раз ты превзошла себя. – Женщина осторожно провела пальцем по листку, завороженно глядя на свой портрет. Она была изображена у камина, с неоконченной корзиной на коленях, но смотрела не на корзину, а на художницу. Лицо светилось лаской. Мари снова взяла руку матери в ладони и погладила ее: – Рада, что тебе нравится, только рука не получилась такой же хрупкой и изящной, как в жизни. Леда прижала ладонь к щеке Мари: – Поправишь, и выйдет замечательная работа, как все твои рисунки. Она нежно поцеловала дочь в лоб и добавила: – Я для тебя приготовила подарок, девочка моя. – Подарок? Правда? Леда лукаво усмехнулась: – Подарок, да еще какой! Закрой глаза и стой здесь. – Леда поспешила в дальнюю комнатку, служившую ей спальней, а заодно сушильней и кладовой для пряных трав. Выскользнув оттуда, она встала перед дочерью, заложив руки за спину. – Что это? За спиной прячешь – значит, маленькое. Новое перо? – Мари, я же просила не подглядывать! – пожурила Леда. Девушка зажмурилась покрепче и улыбнулась. – А я и не подглядываю! Просто я сообразительная, вся в маму! – похвасталась она. – Да еще и красавица, вся в папу, – добавила Леда и водрузила свой подарок на голову дочери. – Ой! Да это же девичий лунный венец! – Мари осторожно сняла с головы затейливый венок. Из плюща и ивовых лоз Леда сплела основу и украсила ее ярко-желтыми цветами. – Так вот, мамочка, для чего ты одуванчики собирала! Я думала, на вино. Леда засмеялась: – Вино я тоже сделала, а заодно и лунный венец для тебя сплела. Мари приуныла: – Я и забыла, что сегодня первое весеннее полнолуние. Думаю, Клан отпразднует на славу. Мать сокрушенно покачала головой: – Хорошо бы, да только, боюсь, веселье будет омрачено, ведь многих Землеступов недавно взяли в плен Псобратья. Чую, Мать-Земля неспокойна, будто грядут перемены к худшему. Наши женщины погружены в печаль более обычного, а что до мужчин… Знаешь ведь, как беснуются наши мужчины от ночной лихорадки. – Не то слово беснуются – звереют. Землерылы проклятые! – Не смей называть так свой народ, Мари. Можно подумать, они не люди, а чудовища! – Мама, это лишь наполовину мой народ, а по ночам они и вправду чудовища. Мужчины уж точно. Что бы с ними стало, если бы ты каждую третью ночь не смывала с них ночную лихорадку? Известно, чем бы все кончилось. Вот почему никто, даже сородичи по Клану, не должен знать дороги к норе Жрицы. |
