Я по большей части нахожусь в тупике относительно их мыслей и интересов. Например, они уже несколько месяцев обсуждают занавески в доме викария. К чему бы это?
Леонора с трудом удержалась от смеха. Она смотрела на его губы и думала, можно ли поцеловать его прямо сейчас…
— Так ты будешь моей?
Что-то в тоне Тристана заставило ее поднять голову и взглянуть в его глаза. Он был абсолютно серьезен, даже скулы выступили четче.
— Я уже твоя. И ты это знаешь.
Он немного расслабился и коснулся ее губ. Поцелуй был нежным, но Леонора поняла, что его что-то тревожит и он еще не закончил разговор.
— Я не совсем обычный джентльмен, — прошептал он, и она почувствовала его дыхание у своего виска. — Я десять лет вел странную жизнь, где не было места законам, зато было довольно много опасностей. Поэтому я не столь цивилизован, как положено человеку моего титула и положения.
Ты ведь понимаешь это?
«Должно быть, он все еще сомневается во мне, и это мучает его, — думала Леонора. — Как проще всего уверить его, что я здесь и это навсегда?» Она взяла его лицо в ладони и поцеловала в губы — откровенно, страстно, прижимаясь всем телом так, чтобы у него не осталось сомнений.
Когда обоим стало не хватать дыхания, девушка отстранилась и, глядя в его потемневшие глаза, требовательно спросила:
— Что ты хочешь мне сказать?
Он молчал так долго, что Леонора уже не надеялась услышать ответ. Потом выражение его глаз изменилось, и она поняла, что услышит, еще до того, как губы его дрогнули и Тристан произнес:
— Никогда не подвергай себя опасности.
На мгновение он стал столь ощутимо уязвим и беззащитен, что сердце Леоноры болезненно сжалось.
— Поверь мне, я никогда не сделаю ничего, что может ранить тебя. Я стала твоей, потому что таково мое желание, и я всем сердце хочу, чтобы ты верил мне.
Тристан склонился к невесте, но губы его замерли совсем близко — в одном дыхании от ее рта.
— Я постараюсь… Но если ты…
— Нет, — она повернула его голову так, чтобы он смотрел ей в глаза, — я не обману. А ты научишься мне верить. — Она вздохнула и продолжала с лихорадочной решимостью: — Мы ведь ничего не придумали. Наше чувство реально, оно здесь. — Леонора двинула бедрами и услышала, как он втянул воздух. — Это просто захватило нас — значит, так суждено. А остальное… Мы не должны бежать от трудностей. Просто нужно быть вместе и верить… Иначе мы не сможем дарить друг другу эту радость…
— Я хочу быть с тобой. И никогда не отпущу, слышишь? Никогда.
— Значит, решено. Мы с тобой связаны навечно.
Тристан смотрел в глаза Леоноры бесконечно долго, потом вздохнул и прижал ее так, что внутри у нее все превратилось в сплошное желание. Стараясь сохранить самообладание, она уперлась руками в его грудь и быстро сказала:
— Навечно — это хорошо, потому что теперь…
— Что теперь?
— Теперь мне надо бежать — наше время кончилось.
Взглянув на часы, он застонал. Но она была права, и им пришлось ограничиться одним-единственным поцелуем, после которого Леонора выглядела такой же неудовлетворенной, каким он чувствовал себя.
Придется смирить своих демонов и отложить удовольствие на будущее. Черт бы побрал этого Маунтфорда.
Экипаж ждал. Тристан помог Леоноре сесть, забрался следом и, пока они катили по мокрой мостовой, вернулся к разговору о расследовании:
— Почему сэр Хамфри решил, что не хватает каких-то записей? Как он пришел к такому выводу?
— Журналы содержат только фиксацию экспериментов: сделано то-то, результат такой-то. |