— Именно так.

— Ага. — Он опять уставился в, потолок. — А теперь, получив желаемое, вы собираетесь сделать реверанс и сказать: «Спасибо, Тристан, это все, что я хотела. И давайте сделаем вид, что ничего не произошло».

— Я предполагала, что каждый пойдет своим путем… в дальнейшем, — холодно сказала Леонора. Не признаваться же, что, обдумывая средства достижения цели, она как-то упустила из виду, что потом будет некое «дальше». Теперь надо держаться увереннее. — То, что случилось сегодня, не будет иметь никаких последствий. А значит, и предпринимать ничего не требуется.

Уголки его губ приподнялись, но что-то мешало поверить, что это доброжелательная улыбка.

— Должен огорчить — вы ошиблись в своих расчетах.

Тон был пренеприятный, и Леоноре очень не хотелось ни о чем его спрашивать. Но Трентем просто замолчал — что оставалось делать?

— Каким же образом?

— Возможно, вы не ожидали и не желали, что я попрошу вас сочетаться со мной законным браком. Но поскольку вы меня соблазнили и я теперь ваша жертва, я требую, чтобы вы согласились на брак.

Он повернулся и уставился на нее. Приоткрыв рот, Леонора смотрела в его глаза и понимала, что он серьезен — совершенно серьезен!

— Это… это неразумно! Вы не хотите на мне жениться — это невозможно! Вы просто создаете трудности — себе и мне!

Она вывернула кисть, вырываясь. И обидно было сознавать, что руку она высвободила только потому, что он позволил. Леонора торопливо выбралась из кровати. Страх, гнев и раздражение переполняли ее душу. Где же эта чертова рубашка?

Тристан сел и смотрел на нее: на предплечьях ясно виднелись синяки. Ему стало нехорошо при мысли о своей несдержанности, но он вспомнил о нападении и перевел дух: это сделал Маунтфорд.

Но когда она нагнулась за рубашкой, оказалось, что он тоже оставил следы на нежной коже — на бедрах и на груди виднелись следы страстных поцелуев и объятий, — правда, это не были такие ужасные синяки, как на руках, и все же Тристану было жаль ее и неловко и он тихонько выругался. Она быстро оправила рубашку и спросила:

— Что?

— Ничего.

Он тоже встал и начал одеваться.

Тристан поднял с кровати ее платье. На юбке осталось лишь небольшое красное пятно. Он вдруг почувствовал, что со дна души поднимается нечто — темное, первобытное чувство. Стараясь вернуть самообладание, он старательно встряхнул и расправил смятое платье и отдал его Леоноре. Она высокомерно кивнула. Тристан застегнул рубашку, затем жилет, повязал галстук. Леонора возилась с платьем, и он сообразил, что она не умеет одеваться без помощи горничной.

— Позвольте мне.

Он ловко затянул шнуровку на спине, но прежде чем отпустить ее, притянул к себе за кончики шнурка и прошептал в ухо:

— Я принял решение. Я собираюсь жениться на вас.

Девушка выпрямилась, глядя перед собой, медленно повернулась, приняла из его рук плащ и очень уверенно и спокойно ответила:

— Я тоже приняла решение. Я не выйду за вас замуж. Я никогда и не собиралась выходить замуж.

Они спорили, спускаясь по лестнице, яростно шипели друг на друга, пока шли к парадной двери (чтобы Биггс не услышал), и опять ругались в полный голос в саду.

Трентем так и не смог поколебать ее решимость сохранить свое одиночество. И что самое главное — он никак не мог понять причин ее отказа. Ну почему двадцатишестилетняя девица, которую он только что приобщил к тайнам и радостям плотских утех — и ей понравилось, в этом сомнений не было, да она и не отрицала, — так вот, почему эта самая бывшая девица отказывается выйти за него замуж, если он молод, хорош собой, джентльмен, граф и владелец домов и приличного состояния? Раздосадованный, он пригрозил, что отправится прямиком к ее дяде и попросит ее руки.