Домосед-интроверт Уоллес, оказавшийся в круизе, вскрывает каждый аспект собственного опыта в частности и туризма в целом, погружаясь от такой поверхностной темы в прямо-таки океанические глубины – как фигурально, рассуждая о внутренней пустоте и искусственности развлечений на борту, так и вполне буквально, рассказывая о своем страхе перед акулами. Все это, конечно, с фирменным юмором, многословными запутанными фразами, изобильными сносками и прочим – не статья, а целый микрокосм творчества Уоллеса.
«E unibus pluram» – уже куда серьезней, это практически манифест писателя на другую важную для него тему: губительные свойства иронии и влияние телевидения на культуру США. Рассуждения о важности банального и о зоне, свободной от иронии, занимают большое место в той же «Бесконечной шутке», а в этом сборнике мощно продолжаются, например, в статье «Достоевский Джозефа Франка», где Уоллес вроде бы пишет рецензию на биографию, а на самом деле задумывается, что значит быть хорошим писателем в век иронии и постмодернизма – да и вообще что значит быть хорошим человеком: «Я хороший человек? В глубине души я действительно хочу быть хорошим человеком или только казаться хорошим человеком, чтобы меня одобряли люди (в том числе и я)? И есть ли разница? Как вообще понять, не вру ли я сам себе в моральном смысле?»
Один из лучших примеров такого метода Уоллеса дает другая его легендарная статья – «Посмотрите на омара». Фестиваль омаров в Мэне вдруг становится поводом задуматься о страданиях животных, которых мы употребляем в пищу: «…думаете ли вы о (возможном) моральном статусе и (вероятных) страданиях животных? Если да, то какие этические убеждения вы разработали?.. Если, с другой стороны, вы вообще не задаетесь такими вопросами… а весь предыдущий абзац воспринимаете как бесполезное самокопание, тогда что именно позволяет вам чувствовать себя нормально в глубине души и просто не замечать этой проблемы?»
То есть практически каждая тема, даже нелепая на первый взгляд, была для Уоллеса поводом задать какой-нибудь совершенно банальный (читай – вечный) вопрос и попробовать разобраться в нем хотя бы для себя – а мы за этим можем наблюдать на бумаге, практически в прямом эфире. Будь то заметка «Просто спрашиваю» на такие серьезные темы, как 11 сентября и допустимая цена свободы и демократии, или статья «Большой красный сын», где поход на церемонию условного порно-«Оскара» выливается в рассуждения о том, чем нас вообще привлекает порно и не может ли быть так, что самое ценное в нем можно увидеть в глазах актеров, – везде Уоллес подчеркнуто отбрасывает иронию (но не юмор) и копается в себе, подавая пример и нам. Да что там – он когда-то и в предисловии к сборнику, для которого отбирал лучшие эссе года, умудрился удариться в размышления о том, как человек в наше время вообще может что-то знать, решать и выбирать.
Правда, при всей многосложности и изощренности его текстов надо сказать и об отрицательных их сторонах – в частности, собственно о многосложности и изощренности. Все-таки у публицистики свои требования, и легко можно представить, как сходили с ума редакторы Уоллеса. Например, Колин Харрисон из «Харперс», работавший со статьей о круизе, жаловался, как было трудно впихнуть в журнальный формат весь массив сносок, как за каждую приходилось торговаться с Уоллесом, – в итоге получилась самая длинная публикация в «Харперс» за все годы его работы в журнале.
Особенно интересный в плане критики момент отметил друг Уоллеса, не менее значительный писатель Джонатан Франзен, – а именно довольно свойские отношения с истиной (опять же, «не журналист»). Скажем, не было на самом деле никакой одаренной девочки-шахматистки из статьи о круизе, как не было и двух рассказчиков – «ваших корреспондентов» – из статьи о порно, а читатели еще одной знаменитой статьи, о Роджере Федерере (казалось бы, на любимую Уоллесом теннисную тему), отправляясь на YouTube пересматривать тот самый матч из текста, обнаруживали, что он как-то вроде бы вообще не похож на свое описание. |