|
Вот нужно пожить в такой коже, тогда много лишней дури повыбьет из головы; по крайней мере, полезно иногда представить себя в положении этих людей. Я отлично помню слова покойного папы: «Ты сыт, одет, сидишь в тепле, — чего же еще нужно? Остальное прихоти, т. е. если оно есть — хорошо, нет — не о чем особенно убиваться…» Это — мудрые житейские слова, Володя, которые следует зарубить на носу.
Пишу тебе это письмо в минорном тоне, по погоде; в следующий раз напишу веселее. Все мы здоровы. Мама и Лиза работают. Николай «по-домашности». Лиза скучает о тебе, и вообще мы часто вспоминаем о тебе; с твоим отъездом чувствуется в нашей жизни большой пробел, некому почитать газет, заняться политикой, изобразить Василия Львовича. Мама с Лизой поедут в Висим в июле. Сегодня встретился с Бусловым: идет в штатской форме в гимназию получать аттестат зрелости. Ты даже не простился с ним, когда поехал. Новостей больше нет. До свидания! Будь здоров, обменивай вещества и соблюдай душевное равновесие. Николаю Игнатьевичу передай мой поклон и пожелай здоровья. Твой брат Дмитрий. 1881 г. июня 22. Екатеринбург. P. S. Мне не нравится, Володя, что ты не посылаешь даже простого поклона Марье Якимовне, — она была всегда так добра ко всем вам, и мне стыдно за тебя, что ты забываешь ее. Не прими это за упрек или за выговор: ты еще слишком молод и не привык понимать людей.
9 В. Н. МАМИНУ 7 июля 1881 г.
Володя! Описание твое тюбукской природы я получил, но если бы меня кто-нибудь спросил о Тюбуке, я решительно не знал бы, что отвечать: велико или мало это село; где лежит — в равнине, на горе, у реки, у озера; есть вблизи лес и т. д. Уметь описать предмет по крайней мере с его главных сторон — великое искусство, которое приобретается не из книг и не от учителей, — они могут научить только грамоте, а от наблюдения предмета воочию. Тем большее искусство заключается в уменьи охватить характеристику предмета несколькими словами — это уже дело великих мастеров слова и художников, а обыкновенным людям приходится удовлетворяться обыкновенными пространными описаниями. Из твоих писем мы можем составить такое же понятие о тюбукской природе, как о «белой Арапии». Заметь то обстоятельство, что ты особенно хорошо мог описать Тюбук, потому что у тебя пред глазами стоят для сравнения Висим и Салда, а предметы и познаются только через сравнение. Во всяком случае, не нужно смотреть на письма с официальной точки зрения, как на печальную необходимость, посылание «снижающих поклонов» и испрашивание родительского благословения, как это делают солдаты, — письмо — живая вещь. Когда пишешь письмо, не старайся писать красиво, а пиши то, что тебя интересует, что перечувствовал или передумал. В письмах к тебе я впадаю в учительский тон, — это тоже недостаток, но он выкупается желанием принести пользу своему ближнему. Ты ничего не пишешь о своем образе жизни. По крайней мере, описал бы хотя один день, и по этому описанию мы могли бы судить о других днях. Ты ничего не пишешь о том, рано ли ты встаешь, купаешься ли, ходишь ли рано утром в поля, когда еще нет зноя, — словом, исполняешь ли относительно своего здоровья те правила, о которых было столько говорено. Наш любезный брат Николай третьего дня исчез с горизонта и теперь обретается во мраке неизвестности, что очень неудобно во многих отношениях. Мы все здоровы. Мама и Лиза собираются ехать в Висим в половине июля. Марья Якимовна кланяется тебе. Передай мой поклон Николаю и Якову Игнатьевичам, сынам Матусевым. Твой брат Дмитрий Мамин. 1881 г. июля 7. Сие письмо написано слишком возвышенным тоном и чересчур в наставительном духе, — не обращай внимания на эти недостатки и не обижайся моими советами. |
