К тому же на образ пьяных работали ночные съёмки. Вся сцена в ресторане снималась четырнадцать ночей. Мы понимали, что нам нужен именно ресторан, а не павильон с декорациями. Декорация сразу стала бы видна, тем более что действие происходит в основном в одном помещении. А настоящий ресторан нам давали только ночью. Четырнадцать ночей подряд – это, я вам скажу, очень непросто. Зато усталость, воспалённость глаз были настоящие. И даже некое похмельное ощущение после съёмок возникало почти реальное.

Возникало чувство, будто не только остальная съёмочная группа, но и все предметы и пространство становились пьяными, точнее такими, каким видит мир пьяный человек. То белая рыба в аквариуме подыгрывала Денису так, будто её долго дрессировали, то CD-проигрыватель начинал вести себя как сильно выпивший, хотя это не было задумано, но в кино осталось как забавный и украшающий естественностью эпизод. Случались импровизации, которых в сценарии не было, – просто язык сам собой заплетался. Или вдруг я неожиданно совершил абсолютно пьяное действие, то есть момент с колокольчиком, который я отдаю официанту. Это произошло самопроизвольно и вызвало сильнейший хохот на площадке.

А если бы вы знали, какими мы были голодными и как долго ждали сцену с солянкой!.. Нет, мы на съёмках не выпивали, иначе бы не дожили до окончания съёмок. Но, просматривая отснятый материал, а особенно те кадры, которые снимались дублирующей камерой, я удивлялся, как у нас после «хлопушки» и перед словом «начали» менялись выражения лиц, вытягивались губы, тяжелели веки, мутнели глаза, краснели уши и носы. Мы очень хотели исполнить свои роли точно и быть подлинными. Так что не сомневайтесь, когда вы смотрели или будете смотреть нашу картину: перед вами актёрская работа, а не документальная съёмка.

Вот, собственно, тема, на которую я намерен высказаться. Если кто-то боится нескромного высказывания, пусть дальше не читает. Хотя, если серьёзно, понятие «скромно» или «нескромно» в данном случае неуместно.

С ребятами из «Квартета» мы познакомились в 2000 году. Приятельских отношений не возникло и совместных тем тоже, просто было много общих знакомых. Я в то время был обласкан критикой, увешан наградами фестивалей разных стран, написал три пьесы, сделал два спектакля, усиленно работал над «Планетой» и собирал материал для «Дредноутов». «Квартет» же, главным образом в лице Ростислава Хаита и Леонида Бараца, активно занимался разными видами разговорной, радио-, теле– и шоу-деятельности. То, что у них есть театр, я и знать не знал.

Через год с небольшим они прогремели со спектаклем «День радио», о них всерьёз заговорила Москва. Помню, порадовался тогда за ребят, так как из знакомства с ними вынес, что ребятам очень нужен успех и они его жаждут.

Спектакль «День радио» вызвал у меня недоумение. Зал был переполнен, публика молодая, симпатичная, настроенная на радость и потребление чего-то передового и модного. Публика была во многом, что называется, «моя». Во время представления (спектаклем я увиденное не стал бы называть) звучало много смеха, смех почти не стихал, люди были счастливы и благодарны. Я же недоумевал. Я увидел что-то очень небрежно сделанное в смысле сценической культуры – от сценографии, диалогов до актёрского исполнения. Хотя были чертовски остроумные музыкальные номера, да и просто удачные шутки. Радость зрителей я объяснил себе тотальным дефицитом на сцене нормальных, современных тем, нормальных, живых лиц и современного же юмора. И хоть происходящее напоминало эстраду и КВН вместе, всё же увиденное возвышалось и над эстрадой, и над КВН. Успех спектакля в Москве был огромен.