– Ты же знаешь, нам нужно переезжать с места на место, чтобы живые не нашли Врата. Это важно…

– Но почему? – в гневе кричу я, отстраняясь. – Что такого важного? Все живые в конце концов придут к Вратам! Все они умирают! Почему это должно быть такой великой тайной? Почему мы нигде не можем задержаться подольше и завести друзей? – Я смотрю на неё горящими глазами. Она должна, должна остановить избушку, вернуть её назад. – А барашек! – кричу я.

– Пусть остаётся с нами, – мягко отвечает Ба. – Весной наварим постного борща.

– Ты не понимаешь.

А я не могу сказать, что Бенджамин вернётся и будет искать своего барашка, но всё, что он найдёт, – это каменистый выступ скалы, такой же пустой, как мои мечты и надежды. Я не могу сказать ей, как это больно.

– Ненавижу эту избушку! Ненавижу эту жизнь!

Будто со стороны я слышу, как выкрикиваю бабушке грубые слова, вижу, как отталкиваю от себя её руки. Меня потряхивает от страха, что я совсем не властна над своими эмоциями и действиями. И пока я остаюсь в этой избушке, я никогда не буду властна над своей жизнью, будущим и судьбой.

Я бегу в свою комнату, бросаюсь в кровать и рыдаю, пока меня не сражает сон. Избушка скачет всю ночь.

Пустыня

Горячий, сухой воздух когтями впивается мне в горло. В окно льётся ослепительно яркий свет. Я заставляю себя подойти к окну и осмотреться, прикрывая ладонью глаза. Песок и только песок. Слепящее солнце. Дрожащий от жары воздух. Куда ни глянь, ни намёка на соседство людей.

Я с силой выдыхаю, пытаясь смахнуть со лба влажные от пота волосы. На сердце такая тяжесть, что кажется, будто оно вот вот остановится. Никогда мне не было так больно, как сейчас. Мои надежды только только окрепли и тут же разбились вдребезги, а на осколках станцевали дурацкие куриные ноги избушки.

Джек стучит клювом по окну, и створка раскрывается. Горячий воздух бьёт в лицо, будто кто то открыл дверцу раскалённой печи. Джек расправляет крылья, с минуту стоит, оглядывая окрестности, а затем безо всякого изящества плюхается в песок. Что ж, удачи с поисками еды.

Я не притрагиваюсь к каше с вареньем и игнорирую бабушкины попытки завести беседу. Пропускаю мимо ушей её предложения принять горячую песочную ванну, порисовать или отправиться вместе с Джеком на поиски скарабеев и скорпионов.

– Брось, Маринка, разве всё так плохо? Ночью придут мёртвые, у нас будет такой праздник!

– Что это за праздник, когда все гости мертвы, – бурчу я.

– Ещё какой праздник! – Бабушкино лицо расплывается в улыбке, а глаза блестят от волнения. Я отворачиваюсь, и Ба вздыхает. – Ты же сама сказала вчера, что хочешь с кем то подружиться.

Я смотрю в окно. Глаза пощипывает.

– Каждую ночь ты можешь заводить новых друзей, – мягко говорит Ба.

– Мёртвых? – усмехаюсь я.

– Да, мёртвых. – Ба пожимает плечами. – Живые, мёртвые – какая разница? Люди они и есть люди.

Я хватаюсь руками за голову. Живые и мёртвые – это не одно и то же. Между ними огромная разница.

– Если бы у тебя нашлось время выслушать…

– Какой смысл слушать их? – Мой голос срывается на крик. – К утру они все исчезнут!

– Если бы у тебя нашлось время выслушать, – спокойно повторяет Ба, – ты узнала бы их истории. Их жизни прибавились бы к твоей, и этот бесценный дар от тебя никуда не денется.

– Но это не дружба! – кричу я. – Дружба – это когда вы вместе можете что то делать, когда друг всегда рядом с тобой, а не только одну ночь!

– Мёртвые должны пройти сквозь Врата, ты же знаешь.

– Так дай мне тогда подружиться с живыми.